Ярость и уныние

Забавно, что что-то здесь не меняется. Кого-то помню в ники, кого-то однажды узнал по манере расставлять запятые невпопад.

Еще забавнее, что меня тоже кто-то помнит.

Помнит того меня, что ревел скорчившись на полу, измотанный чужими бедами. Хотя, не то чтобы это сильно изменилось с годами, разве что беды теперь свои, неисправимо прогорклые. Соленые, как слезы, тягучие, как попытки успокоиться.

И тебе привет, Киф. Рыцарь тоже скучал.

Забавный мемас. Я любимый ребенок в семье. Я старший. От меня ничего не требовали, прощали тройки, не запрещали ничего, что не вредило бы моему здоровью. В меня вложили столько сил, что я читал наизусть стихи раньше, чем начал ходить. Мной безмерно гордятся даже несмотря на то, что я ничего не добился.

Только вот я все равно не получился и моя раздолбанная к двадцати двум менталка кое как пытается влачить организм по жизни, а мозгов не хватает на элементарные вещи.

Грусть продолжается.

Мне снова беспричинно грустно. Я несколько часов дремал, прежде чем возвращаться к работе и, проснувшись, ощутил себя отвратительно раздавленным. Причина? А ее нет. Я не понимаю что произошло и почему мне снова паршиво.

У меня есть тысяча и одна отговорка, чтобы не пойти к психотерапевту. Главная из них звучит как "У меня нет сил работать над собой". Может, я просто недостаточно страдаю, чтобы мне, наконец, хватило смелости пойти к врачу?

Может я на самом деле совершенно нормальный и просто напросто нытик?

Я не знаю. Я устал бороться и работать, у меня нет больше сил ни на что и даже эта беспричинная грусть выбивает почву из под ног настолько, что дальше уже некуда.

Бессвязность в речи

Когда я ехал в ночи в аэропорт из родного аула, мне свезло на таксиста.

Мы заговорили о музыке, выяснили, что таксисту попса из радиоприемника не нравится, и что мой плейлист из гражданки и аквариума хорошо заполнит долгих три часа пути.

Мы говорили всю дорогу, слушали песни и пару раз притормаживали, чтобы разглядывали звезды над головой - за городом, над трассой, небо чистое, что черный бархат, все в звездах, не сосчитать.

Он боялся поехать в Питер, потому что боялся остаться там насовсем, я рассказывал о музыке и о том, что скучаю по башкирским лесам и серым панелькам.

Мы говорили обо всем. зная, я уверен, что больше никогда не встретимся.

Разграничивать себя и общество, чтобы не травмировать никого и не превращаться, снова, в эмоционального вампира. Потому что хочется быть удобным и хорошим, потому что не хочется снова оставаться одному.

Тосковать по живому общению из-за разграничения, чувствовать непреодолимую тоску и острое желание поговорить с кем-то. Потому что жизненно необходимо внимание и плечо, в которое можно истерически ныть по поводу и без.

Как это совмещать - я, откровенно говоря, уже перестал понимать совершенно. Молчать сложно, не молчать тоже сложно.

Эта жизнь может быть хотя бы иногда чуть менее сложной?

Я попросил спрятать от меня ножи и лезвия, я искренне стараюсь смотреть мимо кухонных, размышляя о том, достаточно ли они остры. Я игнорирую ножницы и бумажный скальпель, потому что знаю, что первые слишком тупые, а второй непременно вместе с кожей продырявит зеленую магистраль вены.

Барахтаюсь в попытках удержать себя и свою психику на плаву, но сил с каждым днем все меньше, они, вместе с надеждой на то, что все наладится, стремительно тают, просачиваются сквозь пальцы и оседают где-то на периферии сознания белесыми пятнами.

Я устал бороться, я не хочу работать над собой, чтобы решить свои беды с башкой. Можно мне волшебную таблетку, чтобы стать нормальным?

Конечно же нет

Провел два дня над фотошопом, вырисовывая грязные карты на поцарапанной столешнице и жилистые ладони с синеватыми венками, притом, что ни то, ни другое не заметить, если не увеличивать пикчу и не вглядываться в детальки. И зачем стараюсь мне тоже неясно, ведь я в любом случае оставлю ее в столе, лежать в папке до скончания веков.

Вот бы мне столько же старания тратить на рабочие штуки, а не на какую-то совершенно спонтанную иллюстрацию к аушке, придуманной вообще мимо меня и куда я со своим персонажем затесался только потому что мне позволили.

Будто бы, впрочем, мои картинки кому-то в принципе нужны. Бесцельность.

Я опять резался.

Отвратительно не то, что я сдался и целый год работы над собой и привычкой хвататься за нож в любой стрессовой ситуации коту под хвост, отвратительно то, что это больше не помогает.

Что дальше?

Насколько социально приемлемо для человека, узнавшего, что его близкий умер, смеяться в тот же день с тупого мема?
Насколько приемлемо есть что-то вкусное, пить сладкий чай, радовать себя шоколадом?
Насколько приемлемо заниматься работой, хобби, какими-то еще делами?
Насколько приемлемо решать свои проблемы, которые определенно не так важны, как смерть кого-то?

Насколько приемлемо чувствовать себя немного грустно, но не более?

Насколько приемлемо не ощущать вины за то, что не звонил близкому человеку последнюю неделю его жизни, потому что разгребал свои, совершенно бесполезные и насущные проблемы?

Насколько приемлемо не чувствовать опустошения, не больше, чем его есть обычно?

Насколько?

Моя бабушка очень верила в приметы, в знамения и, конечно, в бога.
Когда в аварии разбилась одна из ее внучек, она долго причитала, что в последний разговор вышеупомянутая внучка была особенно милой и общительной. Такой, какой не была обычно. И умершую вскоре канарейку она также вплела в свою стройную картину мира из предзнаменований и предчувствий.

Мой день вчера был обычным, таким же, каким и всегда.
Был он обычным и позавчера.
И сегодняшний тоже был обычным. И он продолжает быть обычным даже после звонка матери, сказавшей, что бабушка умерла. Магия человеческой психики - насколько я неустойчив к экзистенциальным кризисам, настолько устойчив оказался к смертям близких.

Ещё вчера думал снова о чужих проблемах. Чувство на редкость отвратительное - когда где-то у кого-то что-то не в порядке и ты, весь такой из себя ублюдок в белом пальто, силишься помочь, но и сделать ничего толкового не можешь, и к своим печалям досыпаешь весь спектр, от чувства вины до съехавшей с всяких граней эмпатии. И трясёт из-за этого, и тяжело до полуночного истерического удушья

Вернуться сюда, значит достичь в своём существовании той грани, когда скопившееся за грудной ничто, первичная чёрная дыра, снова начинает ломить ребра. Снова барахтаться в апатии, часами разглядывая переплетение синеватых вен под кожей в шрамах. Ощущая себя инерцией большого взрыва.

Тягучее пробуждение, искусственно растянутое мысленным фанфиком о приснившемся наваждении. Слишком долго валялся в постели, сминая собственное сознание как ненужную бумажку - мгновение полёта до урны, мгновение, отделяющее позднюю ночь от послеполуденного солнца.

Не выспался.

Вспомнил, почему избегал пространства, где люди мне приятные вымещают собственный негатив - потому что человеческий мозг устроен потрясающе паршиво, перекладывая ответственность за чужие загоны на собственную вину. Потому я и вернулся сюда.

Чтобы не быть неудобным другом, чьи загоны зеркалятся на вину чужую. Чтобы меня в очередной раз не оставили на обочине, где я снова начну медленно сходить с ума без общения. Чтобы снова не остаться запертым между щерящихся затертых совковых обоев, между мерцающим в полутьме монитором и между запотевшим предвесенним окном в капельках конденсата.

Излишний альтруизм.

Снился ночной лес в свете фонарика, снега по щиколотку, первые крепкие морозы. Снилась девочка в красном и боги с горячим дыханием, согревающие оледеневшие ладони, кончики пальцев в инее. Снился рыцарь в красном, отдавший себя всего службе и защите.

Снилось то, как я бессмысленно в полутьме, утопая в сугробах, пытаюсь найти затерявшийся рыцарский шлем.

Пробуждение привычно никакое, сбитый режим сдвинул его к полудню и за полдень. Желания вставать мало, желания шевелиться того меньше.

Из открытой форточки тянет суетой и вязкой грязью, в которую перетекла вся белизна петербурга, на которую он вообще способен.