Постоялец лимба

Не выпили сполна, и вдоволь не любили. Графитный страж гробниц прокаркает: всё зря

О верный guardian, даруй мне сил, не дай распробовать блаженный хаос гедонизма

Пусть бросит камень тот, кто разгадал заглавную среди земных дилемм: сдержаться – или жить

Это была долгая дорога. Снова холод – холод – тепло. И вот она – красная шторка. А за ней Лукоморье в лучах тысячи солнц, улыбающийся домовой и четыре пакетика терафлю.

Забить на все. И просто забить. Сидеть и смотреть, как падает столбик батареи. Слушать журчание в трубах. И курить несуществующие сигареты.

Каждый день – чудо. В чернильных пятнах сарказма, крошках отвращения и переливающемся пузыре нарциссизма. Скоро кончится воздух. Какой он – катарсис?

Мне подскажут четыре прожилки в уголках глаз. И вытатуированная складка над бровью. До весны сталось не так уж и много. Даю отсчет: 5, 4, 3, 2... и можно будет, наконец, сбросить маску.

На цыпочках, на пальчиках,
На кончиках ногтей
Шатается Русалочка,
Ища простых путей.

Ей каждый шаг – по сердцу нож,
Забитый гвоздь в ладонь.
Бросает спазмом тело в дрожь,
Горит в ногах огонь.

Беснуются стервятники,
Здесь зрелища и кровь.
Страданья твои сладкие,
Несчастная любовь.

За кожу полюбила я,
За кнопки и шнурки.
Ботинки мои милые
Как кандалы крепки.

Как в душу не растягивай,
Судьбу не обмануть.
Молитвами и магией
Свой лапоть не впихнуть.

Учись же на чужих граблях,
Насильно мил не будь.
Семь раз померь, чтоб не скуля
В чистилище шагнуть.

Ноли мои подрастают, митозятся, испражняясь серой хмарью. Рисуют мир сепией. День за днем их все больше.

Восседаю в центре их магического круга, аки царь на именинах. С бронхитом, а таки царь. В кудлатой короне.

Тут нечего скрывать и гордиться нечем. Одна идет за одной. Каждая – последыш предыдущей. И причина будущей.

Рдеет огонек, благоухает дым. Уютно тут у нас.

Закури, ежели не трус. И не напоминай.

Красные шторы, зеленые стулья.
Нас заперли в банке из-под разносолов.
Ты протестуешь. Я протестую.
Не жри с червоточиной двух новоселов!

Огрызки моркови, чесночные дольки.
Мне в горло вцепилась листами петрушка.
Я кашляю солью. Ты кашляешь солью.
В рассоле мы плещемся кверху подбрюшьем.

Скрежет жестянки, нас открывают.
Царапаем стенки. Спасайся! Спасайте!
Взрыв пузырьков. Лязг железной черпалки...
И оба проглочены походя, залпом.

Ты вывода хочешь? Морали не будет.
Вот так подфартило, попал не в то место.
И кто нас осудит? Ты точно не Будда.
И я, так и быть, не Христова невеста.

Проплешины и полумесяцы ногтей на прикроватном коврике.
Вытатуированные вмятины за ширмой кулака.
Пульпит с застрявшим миндалем от стискиванья челюстей.
Чаинки вырванных листов.
Хотеть не значит мочь.

--

Три кварты виски.
Три попытки.
Три желания.
Бог любит троицу.
Я зачат четвертым.

--

Может, средневековые душеспасители были не так уж и неправы, борясь с депрессией побоями. Моим бесам явно не помешает качественная порка

Панночка совестит папочку:
Твой шекель конюшней пропах.
Пан чинно залупу тер тряпочкой
И конюха ёб впопыхах.

Никто не слышит глухого тиканья в моем кармане, хотя в утробе черепной каверны их почерневшие ошметки уже сочатся миррой.

Струя, что плещется в мои ладони, срывает кран и причащает вздувшиеся вены. Меня миропомажут в полночь и отключат воду.

Свинцовая слюна застынет в форме вскрытой грудной клетки. Я не Иуда, просто скверно перетасовал колоду. Мне выпал the hanged man.

Ваши законы мне неведомы, меня не потревожат монстры ваших мороков. Иллюминаторы задраены. Веревку я сплел сам.

И только где-то на три тысячи галлюцинаций вглубь распятый на кресте ваших фантомов мой микробарометр превратился в слух.

Сбросить настройки:
ДА
НЕТ
ПОХУЙ

Задержи дыхание. Все остальное разгребет стихия.

Как больно делать первый вдох после столетней выдержки. Если при этом ты не бутылка коньяка.

Давно перевелись садисты, жаждущие давануть хребет. Свою слизь ты подписался переварить сам.

Одно лишь радует - неопределенность. Только тебе решать - справлять поминки - или День рожденья.

В этом сломанном калейдоскопе осколки навсегда застыли в оскомину набившем негативе. Я не в состоянии изменить сценарий, мне не доверят даже "Кушать подано". Растянув пленку, под убегающими титрами я вновь прочту чужие имена.

Наркобароны ежечасно толкают сотни тысяч доз сомнений и вины, заклеймив ампулы эмблемой противояческой вакцины. Вот только нет и миллиграмма эгоизма в желании чего-то для себя. Я слез с этой иглы. И лишь хотеть так и не научился.

Меня душит скука. В проекторе - зависший диапозитив. В перспективе - обрывок пуповины со скорчившимся существом в околоплодном пузыре. И гробовая тень от безымянных ног - не в фокусе.

Победитель уже назван. Мир рукоплещет. Самому смешно.

Ну вот. К этому ты шел. Годами выкраивая образец из фарша взятых взаймы чувств, подслушанных мыслей и вживленных желаний.

В запасе еще 26 дней. И миллион непройденных дорог. И десятки непрожитых жизней. И один ненайденный ты.

Мой часовой кивает с блокпоста. Скоро рассвет. Имеет смысл курить перед расстрелом?

--

Я оставлю свой голос обваренным ракам, глаза завещаю тритонам Меконга, похороню свое сердце в гнезде сколопендр.

Мои перья сожгут, погнушавшись заразы.

Спираль вновь сомкнется.

Рассыпанный чайный пакетик. Щетка с соцветьем волос. И накипь оборванных строчек. Мои понятые.

--

"Звезды побледнели. Где мы расположимся логовом нынче? Ибо отныне мы идем по новым следам..."

Ты переступаешь ничейный порог, отклеиваешь мокрые подошвы от кирзовых изложниц, вешаешь свой экзоскелет на привычный крайний справа крючок, неосознанно счищая прилипшие чешуйки свежесодранной кожистой бахромы, бросаешь на полочку под зеркалом кольцо Саурона - и немедленно обволакиваешься блаженным вакуумом.

Сколько бы попыток помнить себя ты ни предпринимал, всякий раз, выходя за пределы камеры, ты прилаживаешь на свой картонный манекен одно из вырезанных чьей-то рукой разнокалиберных облачений на бумажных плечиках. Одного вздоха хватит, чтобы остаться голым. Поэтому ты шьешь с запасом.

Однажды твоего портного сожрут мухи. Тогда все всё поймут.

Подпоясайся-ка, жупел. Ты гоже выглядишь.

Желтые глаза
Карболовое дыхание
Инсинуации метафизики
Красное красное красное солнце

Тебе

Минуя 40 дней снова откроется граница
Между десятками отшелестевших октябрей,
И в центре всех прирощенных окружностей
Ты узришь семя,
Подброшенное тебе надцать лет назад

Тебя заставили признать своими
Две склеры желтые с проколами зрачков,
И ты, смирившись с предначертанной обузой,
Флаг белый вскинул,
Вложив древко в неразжимаемую пясть

Ты каждый катышек запомнил из рубца,
Нллионы богу раз телеграфированных SOS
И булькающий смех сквозь трещину межзубья.
Твой долг погашен.
Хозяин прежний - твой теперь заложник

Ты кость от кости привязал к железному кольцу,
Бросая изредка с лохмотьем плоти шиш,
И требуешь вдруг от прирученного пуделя
Стать волком диким,
но
твоим страхом
я тебе
обязан

Жить для себя? Не, меня не парит.

Совокупность независимых событий доказала невероятность кратного сравнения

Пока я шел к концу с начала, меня учили жить, равняясь на других.
Развесив уши, я глотал готовые решенья, давился дичью
неисчислимых утверждений, уверовав, что из этого салата
мне сервируют подлинное "Я".
Пока не вспыхнул синий экран смерти.

Сложив континуум из переменных, я потерял свой неизвестный Икс.
Я полон чужих сказок, смакую удачные гримасы в отраженьях.
Это первый уровень. В предыдущей вечности
мне уже показывали этот сон.
Истории не новы. Но икс не равен ноль.

Что есть человек как не переодетый
Прадядюшка? Каждый своей хижины чудес.
Кем стал бы ты без кратных букв историй?
Без них бы я не опознал свое лицо

So make your siren's call
And sing all you want
I will not hear what you have to say

Это будет продолжаться в легионах просыпанных песчинок, в отпущенных жизней мириадах будет повторяться каждый раз.
По кругу
тебе суждено учиться и переобучаться
тому
чего не имеешь средств постичь

Повсюду мне мерещатся заблудшие метафизические близнецы расстрелянного мальчика.
Мозг канючит
Хочу велосипед
Хочу заварку
Хочу изверженье Фудзиямы
ДАЙ! ДАЙ! ДАЙ!
Окстись, плешивый бес, мне надо, сука, жить!

Потом я вспомню про поллюции вулканов, перелистаю 8000-летний фолиант
про Психею и Амура
как разразится ночь
и никто не спросит

Боги, даруйте сил постичь мне этого "единственного раза в жизни".

Слава Opera. Слава MC Sky.
За возможность утрамбовывать свои мысли четвертушками и медячками в подобие бездонного ящичка Пандоры. Бесценно.

Так много сделать. Много больше наломать.
В худом кармане пшик скопился. В кровавых легких - пустота. Всегда любил нетребовательность молекул. С подозрением.

Кайенский перец грез и хлюпкая подошва.
Где-то еще люди выдыхают цэ-о-два, сношаются, летают на Юпитер. А здесь царствует вечная осень нездешних сновидений. RIP.

Скоро прокукарекает жареный петух
Вселенная исчезнет
в черных дырах твоих хрустальных зрачков
Самопереварится

разожми завязанные судорогой педипальпы

обнули вышедший из строя счетчик

здесь остались неиссякнувшие еще источники

все будет как надо

все будет

Ну что, допиздострадалился наш Стасик? Теперь все будет по-другому.
Соломенная улыбка. Взгляд экзаменатора, крадущийся сквозь задернутую челку.
Походу, я снова где-то прохуякал весь трагизм.
И хоть бы одна сука известила, что нелишне запастись скафандром, сухпайком, страховкой на случай апокалипсиса. Достать сигнальные ракеты и завещание - чтоб наверняка. Сирена отзвучала. Что ж, я всего лишь человек.
Проблема в том, что я не знаю, что мне с этим делать.
Праздная возня. Просто наслаждайся болью.
Славное ощущение прометеевской неминуемости, которая защипывает твои кишки на четыре прищепки к сердцу, что бьется нелепо колотящейся на ветру простыней.
Я ненавижу всех, кто уже прошел через это.

Дико натуралистичный сон. Те же люди. Прежние ошибки. Вечный бардак.
И еще этот, как его.
Мне как раз тебя не хватало.

Можно верить во что угодно. В гравитацию. В Вальгаллу и Нифльхейм. В то, что Элвис жив. В российскую сборную, наконец.
Я верю в смеющиеся бубенцы.
Память перебирает заржавевшие бочонки, подслеповато ощупывая неровные грани донышек с полустершимися оттисками дат и имен. Поребрики. Палатки. Застрявшие в пищеводе пробки. Заблудившийся под мостом. Сумма 4 заначек равняется Горчев Про любовь. Рубля не хватает до миллиона...
Каждую ночь я зажигаю фонарь. Каждую ночь бубенцы звенят наяву.
Я буду вас помнить. Не за красивые запястья. Не из-за близости к подъезду. Алкоголизм тут ни при чем.
Вы мое просто.
Мне давно не было просто.

Кукушка кукует - вращается двумерный диск
Разодрав склеенные стыдом веки, огребаешь катонов прищур с очередного листа календаря. 4 окурка и 9 лотков дерьма. Ради этого стоило воскреснуть.
Кукушка кукует - прорезываются слова
Выходит, не такое уж вящее счастье - быть. Если искомое бытие - потасканная вещь-в-себе. Некому ослабить перетянутые спицы Альфы и Омеги.
Кукушка кукует - высеивается прах
Никто. Никуда. Низачем. Просто есть. Просто не было. Вселенная - неприхотливая блядища. Этот автобус идет без остановок.
Кукушка кукует - не рождается истина
Опечатать веки. Забетонировать ротовое отверстие. Взбить погребальный саван. Завести будильник на 2002-й. У меня просто нет выбора.
Кукушка кукует

Я сам вскормил свой гермафродитизм, облачив обритого Самсона в филистимлянский траурный подъюбник. Уран, своим оскопленный бастардом, не знал позора, что схлопочет смалодушничавший жнец.
Я буду вновь и вновь доставать свои недостающие гениталии из кадмиевого чемоданчика и приклеивать картонные лобковые волосы в единожды наставший и дублирующийся вторник. Резервуар заполнен по самое себя. С минуты на минуту труба извергнет персеиды спермы.
Мне говорили, если терпеть долго, снискаешь свой катарсис после титров.
И я нес свой крест, в подражанье Пенелопе привязавшись поясом верности к вагине мира. Покуда Атум не сковырнул меня с холма.
Вот я стою. В двойной короне и чествую восшествие Анадиомены.