Call me king, call me demon

Иногда ты думаешь, что вот-вот, и сигарета выпадет из руки, пока ты засыпаешь. Но каждый новый день начинается снова, и всё становится на свои места. И всё идёт своим чередом. И ты опять ничего не можешь изменить. Может оно и к лучшему.

/вы сказали, что у вас было много имён - а это засело в моём подсознании и вчерашней ночью развернулось в четверостишие. оно ваше./

Много имён я менял, пока не обрёл форму.
Был я и храмовником, был и ночным вором.
Я бороздил море и уходил в горы.
Моё сердце сияло солнцем.
В ладонях шумел город.

Не хочу думать, что люди от меня отписываются потому, что им стало неинтересно. Надеюсь, они просто умерли.

You are my liberty.
Принципиальное различие между Полой и Максом в эмоциях, точнее в том, что они давали мне почувствовать. Рядом с Полой я ловила волны агрессии, раздражения по поводу и без, всевозможного негатива, которого она не боялась выказывать.
Рядом с Максом все иначе. Он любит агрессивно высказанные эмоции, ему нравится подобные нотки в музыке. Да и сам он не относится к отряду заядлых оптимистов, бывает недоволен и критикует всех и вся, не стесняясь выражаться. Но все же от него не исходит того негатива, которым живет Пола.
Он нежен, он робок, он на самом деле другой. Он пытается показаться крутым взрослым, но в душе он лишь ребёнок. Это мило.
Милее, чем натуральные инфанты.

Одна из привилегий родителей - распоряжаться временем детей. Честно говоря, эта привилегия меня выбешивает.
Из-за занятий по вокалу - один рецессивный ген матери, который мне, конечно же, не достался, - мне отказали в возможности погулять с Арком и Максом. Вопреки логике, здравому смыслу и времени, но по велению одиночества и очередной поры весны, я чувствую, что мое вожделение не остыло ни на секунду, ни на миг, хоть я и пытаюсь, честно пытаюсь, смотреть на других. Но они все - веселые, чувственные, эмоциональные. Не такие, какие нужны мне. Они не отрезвляют своим спокойствием, не приводят в чувства холодным куском бесчувственности, как это делают Макс или Сай.
Они опьяняют своими эмоциями.

я Вру. Говорю себе, что не пью стимуляторы, посему ленивая и совсем забросила упражнения, начала снова есть. Это не так. Моим главным стимулом был, прежде всего, Он. Мысль о том, что он может полюбить меня, может посмотреть на меня, может заговорить со мной. Хотя бы поздороваться, боги, о большем просить не в силах, но...
Нет. Все же нет. Взбесив его, я потеряла возможность вернуться в тот летний день, когда он подхватил меня в свои объятия, когда мир на секунду замер, кричащая толпа была гораздо дальше, чем за пару шагов, когда его тепло было гораздо ближе, чем за пару кофт. Как же смешна и нелепа эта влюбленность к незнакомому мне парню, которого никто не зовет Максом, никто кроме меня.

Книга Вербера о танатонавтике заставила меня иначе взглянуть на многие вещи и на многих людей, прежде всего это касается Макса.
Если обращаться к Ангелу с определенным и страстным желанием, то оно обязательно сбудется. Хочу ли я любви Макса? Да. Очень. Я готова признать это, готова сказать это перед ними или перед его девушкой, но я ни на что не претендую, на самом деле. Даже если и хочу, зачем оно мне? И готова ли я просить небеса о его любви? Скорее, нет. Не готова. Я не готова принудить Макса любить меня, пусть даже и посредством глупого желания. Ведь что это за любовь такая, когда только ты и жаждешь, чтобы тебя любили, когда ты и принуждаешь к этому, когда только тебе и надо?

Почему же мне так больно?
Уже прошло полгода, как я стала впервые помогать ей с Максом. Я советовала ей общаться с ним, стать ближе, я искренне желала им счастья. Так какого черта? Какого черта я утираю слезы, когда она скидывает мне их переписку?
Она, конечно, ничего не подозревает, но стоит ей спросить, зачем я это сделаю, я отвечу. Я скажу ей, что люблю его. Что для меня счастье - видеть его. Раз за разом вспоминать его голос. Для меня счастье - помнить его, знать, что он был.
Но она не спросит, я знаю. Она - маленькая эгоистка, которая не видит дальше собственной переносицы, зацикливается только на своем, ни о ком не думая.
Со мной все хорошо. Я улыбаюсь, пусть и плачу. Все нормально.