Одинокая ириска

And if you're still breathing, you're the lucky ones.
'Cause most of us are heaving through corrupted lungs.
Людей убивает не курение или алкоголь, людей убивают люди.
Не табачный дым разрушает изнутри, а разбитое сердце своими обломками ударяется о лёгкие, и тогда, чтобы заглушить этот бит, люди берут сигареты, подносят зажигалку и начинают курить.
Не алкоголь бьет по печени, а людские страхи, сбежавшие к самому низу живота, давят на органы, и тогда люди открывают бутылки, заглушая, расправляя мешочки органов.
Излишне романтично? Возможно.
Но подумайте, люди не начинают курить или пить от того, что они слишком счастливы, от того, что у них все нормально.
Им скучно, им больно, им страшно.

В моем кармане полдюжины тыквенных семечек.
Под вагоном что-то странно постукивает, когда мы приближаемся к станции.
В воспоминаниях ожил момент, произошедший пару дней назад и до сих пор не дающий мне покоя. Какой-то незнакомый мне человек, шедший впереди меня, каким-то таинственным образом исчез из моего поля зрения, затем догнал меня и извинился. Я лишь робко улыбнулась, он снова перегнал меня и растворился в толпе.
Я проверила все карманы и сумку, но все было на месте. Все было в порядке.
Наученная горьким опытом книг, сериалов и фильмов, где внезапные извинения незнакомцев без причины служили толчком к необычайным событиям, я не могла перестать думать об этом.
До сих пор не могу.

"ЛЮДИ ГЛУПЫ И ПОНАПРАСНУ РАСТРАЧИВАЮТ СВОИ ЖИЗНИ. НЕУЖЕЛИ ТЫ ЭТОГО ЕЩЕ НЕ ЗАМЕТИЛА? РАЗВЕ ТЫ НЕ СМОТРЕЛА С ЛОШАДИ НА ГОРОД? ПРАВДА ОН ПОХОЖ НА МУРАВЕЙНИК, ПОЛНЫЙ СЛЕПЫХ СОЗДАНИЙ, КОТОРЫЕ СЧИТАЮТ СВОЙ МЕЛКИЙ ЗЕМНОЙ МИРОК РЕАЛЬНЫМ? ТЫ ВИДИШЬ ОСВЕЩЕННЫЕ ОКНА, И ТЕБЕ ХОЧЕТСЯ ДУМАТЬ, ЧТО ЗА НИМИ СКРЫВАЕТСЯ ВЕЛИКОЕ МНОЖЕСТВО ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ И СОБЫТИЙ, ХОТЯ ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ТАМ, ЗА ОКНАМИ, НЕТ НИЧЕГО, КРОМЕ МЕЛОЧНЫХ ТУПЫХ ДУШОНОК, ПОЖИРАТЕЛЕЙ ПИЩИ, НАЗЫВАЮЩИХ СВОИ ИНСТИНКТЫ ЧУВСТВАМИ. ОНИ ДУМАЮТ, ИХ НИЧТОЖНЫЕ ЖИЗНИ БОЛЕЕ ЗНАЧИМЫ, ЧЕМ ДУНОВЕНИЕ ВЕТЕРКА." (С) Роковая музыка.
Не растрачивай свою жизнь, пока это возможно, пока у тебя ещё есть эта жизнь, а не простое существование.

В другой жизни всегда было проще, в следующей всегда будет лучше. Главное - отыскать мужества хотя бы на эту.©
В следующей, в другой жизни будет все иначе, будет по другому. Будут другие люди, другие места, другие имена и воспоминания, другие лица вокруг, возможно, другие слова и язык, но я останусь прежней. Меня будут посещать те же мысли, все те же чувства, пусть уже и к другим людям.
В другой жизни не будет легче или сложней.
Она просто будет другой.
Другая судьба, другое предназначение, другая кучка химикатов.
Остается только справиться с этой так честно, как это возможно.
Остается быть смелым и казаться сильным, даже когда это не так, даже когда твоя слабость рвется наружу.

Моя мать верит в реинкарнации. В какой-то момент и я последовала ее примеру и не поверила, но почувствовала, что это так и есть - мы перерождаемся и проживаем жизнь за жизнью каждый раз.
Потом в дело вступило моё воображение, и я стала думать, что вспоминаю, хотя на деле просто выдумываю свои прошлые жизни. Вспоминаю городскую грязь и смрад средневековья, холодный дождь в лесу у самой границы окруженного Берлина или нагретые солнцем мраморные плиты античности.
В какой-то мере я невзлюбила уроки истории - стоило мне погрузиться в какой-то исторический период, воображение атаковало меня слишком реалистичными картинками мест, где я никогда не была.
Я повзрослела, но до сих пор проживаю чужие дни

Наша жизнь - череда плохих ток-шоу на ТВ с редкими перерывами на счастье.
Не помню, как точно звучала эта фраза в фильме, она просто потонула в реках крови и грязных шуток, но не об этом речь.
А о том, что это действительно так.
Люди по природе своей эгоцентричны. Каждый чертов человек думает исключительно о себе и своих маленьких проблемах и ни за что не признает, что они маленькие, просто потому, что это его проблемы.
И только когда появляется кто-то, чьи проблемы кажутся существенее и больше, человек стыдливо прячет свое за спину.
Но стоит обладателю больших проблем скрыться за углом, как собственные проблемы сразу приобретают и вес, и важность.
С этим ничего не поделать.
Не выдумывайте.

А ведь когда-то мы были собой.
Помните, вы помните себя? Тех маленьких детишек, которыми вы были раньше, до того, как суровый взрослый мир поглотил вас целиком, не оставив даже намёка на то, что только что произошло. Вы помните, как раньше смотрели на сигареты и бутылки и думали, а в чем же смысл? Покупать собственную смерть добровольно... Вы ведь даже не знали настоящую цену этим цветным бумажкам, на которые можно купить весь мир. Но почему-то знали, что так нельзя. Мама говорит, что это вредно. Папа говорит, что даст ремня за такое.
Так когда получилось, что теперь и вы берёте свою смерть с прилавков, улыбаясь продавщице, пока она сверяет дату рождения в паспорте? Почему так получилось?...

Не существует безболезненного способа убить себя. Кому-то все равно будет больно. Далее следует целая тирада о родителях, которые найдут уже безжизненное тело, и мораль - так поступать не надо, ты-то отмучился и молодец, а им ещё с этим жить, возможно, дольше, чем год или два.
А им ещё с этим жить.
Такое странное чувство - живые удерживают живых и мёртвых, ровно так же, как и мёртвые удерживают ещё живущих.
Сколько раз вы слышали сожаления об умерших? Те самые сожаления, которые не давали жить дальше. "Я буду жить так, как бы он хотел", но в итоге не жизнь - существование.
"Я жив лишь потому, что мама расстроится".
"Я помню его слова, он словно бы ещё здесь".
Но его здесь нет.
Не сейчас.

Колыбельная из снега. А ведь когда-то он был белым и холодным, таким, каким и должен быть настоящий снег, громоздящийся с небес на людские головы и дома. А теперь вот он подтаявший и грязно чёрный. Не от грязи, конечно, хотя чего только сейчас в крови людей нет.
Кровь делает себе маленькие туннели в сугробах, просачиваясь почти до асфальта. Он, казалось, был погребён чуть глубже.
Чуть дальше - орудие убийство, тупое и нечаянное, глупое и неожиданное. Это ведь даже и убийством не назовешь - так, упала сосулька. С уровня шестого этажа и с характерно чудовищным чпоком разбитой головы.
Только сейчас шла и говорила по телефону. А сейчас уже стремительно холодеющие пальцы не выключат чужой голос.

Город таял.
Где-то глубоко внутри я вторила ему и плакала и таяла вместе с ним. Где-то глубоко внутри, держа в руках ключи от сотен тысяч миров и их вариаций, я чувствовала своё бессилие против реальности, под гнетом которой таял мир, начиная с самого меньшего - с города.
Мне даже не нужно закрывать глаза, чтобы чувствовать, как тает каждый идущий мимо меня человек. Как тает его оптимизм, как тают чувства, которые могли бы дать ему понять, что он тает.
Манипулируя мирами и каждой реальностью в них, я полностью осознавала - эта жизнь в этом самом мире обречена.
Обречена вместе с тем и я, неспешно идущая к логичному финалу существования. Обречён Макс. Слова и воспоминания.
Все обречено.

Слон в комнате большой и неказистый. У него печальные глаза и опущенный хобот. Он выглядет почти тоскливым сейчас, хотя по натуре он агрессивен, посему лучше его не трогать. Нет человека, который бы не был им задет. Этот слон всем уже успел насолить, поэтому о нем даже не говорят. О нем вопят, но мысленно.
Он загородил собой проход, и приходится пробираться по стеночке, чтобы, не дай боги, не задеть его.
В комнате говорят дежурные фразы, глупые улыбки не сходят с лиц. Говорят о работе, учебе, жизни, но думают о слоне. Он такой большой, он такой сильный. Он устал здесь стоять месяц, два, всю жизнь. Эта усталость в его глазах.
Прошу, скажите мне, что он ещё тут. Давай поговорим о нем! Он здесь

Город сплошными поднятыми вверх палочками антенн и картонными крышами подпирает небо, которое само будто бы небрежно набросано акварелью на ещё влажную бумагу. У самого горизонта отдаёт красным.
Пластиковые люди с красивыми стеклянными глазами. Резиновые поводки, обмотанные вокруг лениво сделанных "варежкой" рук, прицеплены к нарисованным ошейникам на маленьких пластмассовых собачках и кошечках.
В мире нет ничего.
На счастливо выдуманных лицах приторные улыбки от уха до уха, но кое-где краска уже стирается. Глухие на том конце телефоны. Пустые чужие проблемы.
Мира нет.
Где-то среди этих невнятных декораций сходит с ума герой - художник и актёр, неудачный сценарист, творец и наблюдатель.

восемьдесят четыре... восемьдесят пять...
кажется время этой игры выходит. я нехотя по кусочкам заново придумываю пол. воссоздаю в своем сознании стены. каждую трещинку каждое пятнышко
восемьдесят девять... девяносто...
с заботой создателя возвращаю мебель на прежние места. придумываю все мелкие но важные вещички. каждую на свое место
девяносто восемь... девяносто девять...
внешний мир тоже оживает за стенами. гудит машинами светится лампочками и пахнет дымом. все на месте. можно заканчивать
сто.
открываю глаза
...и ничего не вижу
я вернул на место все. каждую пылинку каждый звук. заново создал все
кроме себя

сажусь на пол комнаты и закрываю глаза
один... два... три...
мысленно стираю мир за пределами комнаты. потом перехожу на мелкие вещи внутри стен затем на мебель. все растворяется исчезает в далекой бездне
девятнадцать... двадцать... двадцать один...
остаются одни стены вокруг меня. убираю и их. кругом только черная пустота но это совсем не страшно. медленно стираю пол под собой. по сантиметру подбираюсь к себе. остается лишь маленький участок паркета на котором я сижу но я убираю и его
сорок шесть... сорок семь... сорок восемь...
я один посреди пустоты. ни света ни звука ни запахов... осталось стереть только себя. и без тени колебаний я растворяю свое тело в бесконечности. больше ничего нет

пришли. потыкали палкой проверили не ожил ли убедились что как обычно мертв и ушли. пять лет уже как помер а они все никак не успокоятся. первый год еще и возмущались. кричали пытались поставить на ноги... но что с мертвого взять? я же не виноват что так получилось. теперь они только иногда заходят в надежде что я одумался и вернулся к жизни. стоят над душой. вздыхают. уходят.
смиритесь и оставьте меня уже в покое...