Школьница

И вновь мне кажется, что было в этой встрече с Июльской той далекой сентябрьской ночью нечто судьбоносное, как для нее, так и для меня.
Я не могу сказать ничего точнее, но то, что зимой у нас обеих обострилось чувство нехватания друг друга, что мы обе мечтаем об одном, ищем в объятиях друг друга какое-то утешение, хоть и не имеем на это право, словно показывает мне, от чего я отказалась другим июньским вечером.
Я называю ее Июльской, потому что в прошлом июле она сказала, что отпускает меня.
Я называю ее Июльской, потому что я стараюсь похоронить все свои чувства, все свои воспоминания о ней в том июле, но ничего не удается. С тем же успехом она может быть Февральской, Сентябрьской, но нет.

В данный момент мое сознание стремится собраться в комочек где-то в подкорке, лечь на бок и торжественно умереть.
Июльская. Она ждала меня. Моя Июльская ждала меня в тот день, когда я не осмелилась ей написать просто потому, что не имела на это право, не имела право вновь коснуться ее, пробудить то, что было погребено под материей времени и воспоминаний, не имела право нарушить ее покой, видимость счастья. А она ждала меня.
Сейчас она пишет какие-то глупые записи на стене своему парню, и я ничего не могу с этим поделать. Она больше не принадлежит мне и никогда больше не будет. И я проклинаю себя за это, за свою слабость, за то, что не смогла ее удержать, оставить ее любовь, ее сердце целым.

Удаляя кратковременную переписку с Июльской, я возвращаюсь к тому, от чего пытаюсь сбежать.
Это несколько бесполезно.
Она все еще Июльская и порой приходит ко мне во снах. Милая, нежная, возлюбленная.
Грубые слова в ее адрес породили в моей голове ее опошленный образ. Мне стыдно признаться, но он возбуждает меня, будоражит до глубины души и заставляет хотеть ее в сексуальном плане.
С точки зрения Фрейда, вытеснение таких сексуальных фантазий в дальнейшем ведет к многочисленным болячкам, истерии и неврозу, но мне ничего не остается больше. Моя похоть не должна коснуться ее нежности и невинности, ведь это то, что я в ней больше всего люблю и уважаю.
Мне необходимо вытеснить это из своих мозгов

Пару слов об Алых парусах.
Это праздник для выпускников, как все, наверное, догадываются. Все, кроме, конечно, самих выпускников.
Знаете, мне кажется, что из людей, которым только исполнилось 16-18 лет, были только мы, да и еще пару сотен человек.
Основная толпа - взрослые люди, которые с чего-то взяли, что будет круто напялить на себя выпускную ленту и явиться на Дворцовую встречать рассвет.
Эти взрослые отобрали у детей их заслуженное детство, послав 11 лет назад в школу, а теперь, в качестве трофея, отобрали и праздник окончания детства - Алые Паруса.
Туристы, взрослые, дошкольники... С таким кровожадным счастьем покусились они на наше взросление, на наш праздник детства.
Разве это честно?

Момент просветления.
По наставлению одного чувака села читать Скотта Пилигрима. Одноименный фильм в свое время мне безумно понравился, и от комикса я ждала той же легкости и непринужденности, которую я чувствую, обыкновенно включая фильм.
Но нет.
Дочитываю шестой том и понимаю, как же близки мы по духу со Скоттом. Он не может отпустить прошлое, Рамону и живет в своем уютном мире, из которого его выволокла сама жизнь.
Я не могу отпустить Июльскую и все надеюсь, что в один прекрасный день мне удастся вновь быть с ней рядом. В качестве любовницы или девушки, в качестве подруги или знакомой, в качестве собеседницы, в качестве себя.
Мой Июль не отпускает меня уже целый год.

Села смотреть Игру Престолов, о которой так старательно жужжат все меня окружающие индивиды, в итоге включила 3 сезон Ганнибала.
Ни одна книга и ни один сериал не был мне так близок, как этот. Знаю, про него часто говорят, что он гейский и смысла в нем нет, исключительно удовлетворить потребности извращенцев. Что ж, в таком случае, я самый главный извращенец.
Чудесная атмосфера, живость, реалистичность этого сериала, картины убийств и трупов доводят меня до эстетического оргазма в высшей его степени, и я не понимаю, как можно смотреть этот сериал только из-за любовной линии, на которую там лишь тонко намекают.
О, этот восхитительный мир эстетики смерти, людоедства и Ганнибала.

На пару дней мои фрагменты наполнятся Июльской, ее теплом и моей тоской о ней одной. А, может, и не только об этом. Но пока что я чувствую Июльскую, пока я хочу быть с ней рядом, все, о чем я могу думать, это она.
Читать аск Июльской - сплошное удовольствие. Она знает, что я внимательно слежу за каждым ответом, она не может мне этого запретить, да и отвечать на вопросы на отмурбись она не будет. И я это прекрасно знаю.
По ее словам, в ее ответах - 90% правды, в чем я сильно сомневаюсь. Но эти призрачные 90% - все, что я могу себе позволить.
Можно сказать, это мое наказание.
Если так подумать, то одно существование в моей жизни Июльской, это наказание.
Наказание за бесчестно утраченную любовь

Снилась Июльская. В принципе, после сна о печеночном сосальщике, который снился мне всю предыдущую ночь, сон про Июльскую - маленький сон-спасение.
Если бы, конечно, не обстоятельства, которые спровоцировали этот сон.
Парень Июльской, можно сказать, вовремя вмешался. У меня уже начали появляться какие-то мечты, когда глоток холодного презрения со стороны этого индивида оборвали все мои положительные мысли на этот счет.
Мне снился дневник Июльской. Ее аккуратным почерком черным по белому были изложены все ее мысли от 6.06.2014. Почему я помню этот день? Просто так получилось. Просто это самый бешеный день моей жизни, за который я более всего раскаиваюсь.
За свою жизнь в тот день.

"А когда я умру, ты заплачешь?..."
Что произойдет, когда я умру? Что действительно произойдет, когда я выпущу из легких последний выдох и закрою глаза?
Июльская, милая Июльская, я так виновата перед тобой, что, если бы ты только пожелала, чтобы меня не было, я бы нажала на курок, не придаваясь раздумьям. Я действительно вдруг лихорадочно заболела тобой, и вылечить меня способен лишь милый старый друг всех живых - Смерть.
Июльская приедет только завтра, и я пока не знаю, что она скажет, как поведет себя. Наверное, запрется. Наверное, будет меня игнорировать. Наверное, я ничего ей не скажу в ответ на ее молчание.
Наверное, так будет лучше для всех.
"Вот за это, почти и не помня,
Ненавижу тебя"

Почти что вещий сон заставил меня пойти к Саю и навести справки о парне Июльской. Это было три часа назад, но тот гнев, что я чувствовала, когда Сай рассказывал о нем, до сих пор не утих в душе моей.
Как сильно мне хочется просто схватить за шкирку Арадию, которая в тот июньский день расписывала мне подробно все мои недостатки в нецензурной форме, и просто потыкать ее носом в слова Сая.
Чем, чем эти идиоты думают, оставляя Июльскую, мою прекрасную Июльскую, с этим чудовищем наедине? Где они все, когда ей так нужна поддержка?
Я злюсь, я в гневе, я в бешенстве.
Почему все обернулось так? Почему я не могу повлиять на это?
Почему я не могу защитить самую милую и дорогую, любимую Июльскую?...

Это не ревность и не зависть, ни в коем случае. Это тупое желание защитить дорогого мне человека от опасности, от неразумного идиота, который просто не в силах понять, что он делает.
Июльская, конечно, против. Она говорит, что он просто младше ее и потому не понимает.
Я тупо соглашаюсь, хотя внутри у меня все кипит от гнева.
По словам Макса, возраст - не показатель интеллекта. И, конечно, он прав.
Тот парень не изменится ни через год, ни через два, ни когда пройдет все то, через что прошла Июльская.
И мне так страстно хочется дать ей это понять, открыть ей на это глаза, и мне так не хочется, чтобы она вновь ступала по тем скольким граблям.
Но - увы, - я молчу, она соглашается...

Июльская - очень специфичный человек, но ни в коем разе не отрицательный. На нескольких листах я могу расписать лишь треть ее достоинств и тех черт, которые мне нравятся в ней, тех вещей, которые делают ее моей Июльской, и ни разу не повториться. Другое дело - смогу ли я сказать ей все то, что чувствую, после всего того, что ей пришлось перетерпеть, чтобы в один день отпустить меня и не вернуться.
Июльская - маленькая девочка. Эмоциональная, чувствительная ко всему, она словно бы ребенок, который принарядился в шмотки старшей сестры, накрасился и пошел в мир. И за этот детский вид она и платит.
Платит плохим окружением, злым отцом и непонимающей семьей.
Платит своей жестокой судьбой.

Возвращаюсь к развилке.
Июльская. Чувствуете эту нежность и ласку, что я вкладываю в эти слоги? На первой и последних двух гласных можно улыбнуться в непринужденно тоскливой улыбке, как учит меня дядечка с вокала. На "Ю" - вытянуть губы трубочкой, словно хочешь поцеловать эту милую девушку на прощание в щечку. На вечное прощание.
Я выражаю всю ту платоническую любовь к ее лику, которую не могла выразить в течение последних полутора лет.
Все те нежности, которые мне просто не хватало сил сказать.
Я раньше тут писала про любовь-страсть, любовь-повиновение, но вот пришло то время, когда мне хочется поведать о той любви-нежности, романтике, которая присуща другим.
О любви Июльской.

Самое-самое - это перегореть. Именно в тот момент, когда кажется, что все хорошо и будет только лучше, люди перегорают. Р-раз, и как спичка.
Помню, какой ужас я испытала, когда Июльская - милая Июльская! - спросила меня, как избавиться от этой пустоты в сердце. Какой страх тогда обуял мою пропащую душонку! Что же я с ней сделала? С ней, с этим открытым всему миру, искреннем и наивным чудом?
И вот мне снова пишет Джейн. Ее мучает схожее чувство - чувство пустоты. Уж лучше бы грусть, по ее мнению, которое я, однако, полностью разделяю. Уж лучше бы хоть что-то.
Сестра говорит, что чувство пустоты - вполне нормальное и естественное чувство, которое пройдет со временем.
Я хочу верить.

Я раньше думала, что если не сдам экзамены, то повешусь, нажрусь таблеток, спрыгну с моста, вскрыв вены, лишь бы не жить. Сейчас мало что изменилось. Кроме, пожалуй, моего сознания.
Долгие разговоры с людьми, которых мне не удается избежать, привели к тому, что в моей голове стали селиться самые разнообразные мысли. Если я не сдам экзамен, то я смогу получить в свое распоряжение целый год. Нет, я не стану идиотом, который просрал целый год.
Я пойду волонтером в разные организации, устроюсь на работу, где не нужно высшее образование, хоть тем же курьером. Я смогу наслаждаться жизнью без учебы и без нагруженного разной информацией мозгом.
Я стану дураком без вышки, который читает, пишет, живет.

С болезненно бледных худых плеч соскальзывает мягкий фиолетовый шелк платья, оголяя тело и душу девочки незамысловатому свидетелю. На худых лопатках шрамы. Их гораздо больше, чем можно себе представить, но собранные вместе они похоже на два серповидных и неаккуратных следа от крыльев. От крыльев свободы, беззаботности, чистоты и детства.
Девочка дрожит под внимательным взглядом свидетеля, а, может, она просто замерзла, стоя на холодном полу своими теплыми круглыми пяточками.
Шрамы от сигарет, от порезов, от неаккуратных движений, - шрамы от крыльев, от нелепо вырванных крыльев. Где они сейчас, эти крылья? Кому их пришили теперь?
"Где твои крылья, которые нравились мне?..."

Мы сидели у Евы и рисовали. Я рисовала разрушенный мир, без людей, без животных, с жалкими останками цивилизации в виде обветшалого транспорта, закрытых дверей и разбитых окон, мутантного леса и проросшей палатки.
Это был определенный тест на самоопределение, и если бы его можно было бы завалить, то я бы и его завалила.
Застрявшая и еще цепляющаяся за канат разбитая кабинка для лыжников - моя личность.
Запертая на все замки дверь в проклятую комнату смерти - моя личная жизнь.
Разорванная палатка - моя конфликтность.
То, чего от меня хотят получить, - секвойя на фоне заниженных елочек.
По окончании Ева спросила, не желала бы я получить консультацию специалиста.
Только толку в этом нет.

Что ж, самое время поговорить об ориентации семнадцатилетних подростков этого мира.
Сколько раз я уже слышала "Я гей\лесби\би, и все хорошо!" от детей - от тех, чаще всего, кому 13-14 лет.
Да, можно действительно осознать свою ориентацию так рано, а можно просто посмотреть на других, подумать, что все хорошо, раз другие так могут, и заявить о себе, дабы выделиться.
Но ориентация - это не выделение из толпы. Это не то, что делает тебя другим.
Чаще всего, это боль, бесконечный страх причинить боль, сомнения.
Стоит ли рассказать об этом родителям? А что будет, если они узнают? А как отнесутся к этому знакомые? А после у меня вообще останутся такие знакомые? Где я буду жить, если меня не примут?

Я топлю в бредовых стихах, в вишневом соке и свежих ягодах, в бесконечных диетах и запретах, в надоевших песнях свою сущность, свое прошлое и свою жизнь, топлю себя. Сознание того, что я больше не нужна, приходит не сразу. Вместе с сознанием того, что тем людям, с которыми ты раньше был безумно близок, и без тебя живет не хуже, возможно, в сотни раз лучше.
И в очередной раз закрывая вкладку с приевшимися именами, думаю, что этот раз - точно последний, что больше не вспомню, но, великие Боги, как же это больно - вырывать из сердца тот кусок тебя, которым ты жила не один день, не неделю и не месяц.
А этот кусок продолжает жить. И день, и неделю, и месяц.
И какого черта ты не можешь так же?...

"Я иду, я падаю, падаю, падаю
Вниз головой
Я падаю вниз головой
Прощай навсегда шар земной,
Но мы расстаёмся с тобой
Со всей разноцветной листвой"

Настроение - Сплин.
Особенно хочется, подарив последний взгляд и вздох любимой, быть похороненной на Невском проспекте, под спешным шагом пешеходов, под обманчивыми впечатлениями туристов, местных жителей.

Кто-то не успел...

Didn't you say that you were different, didn't you?...
Как страстно мы пытаемся запихнуть себя, свое сознание и тело в эти узкие рамки нормальности, в эти ячейки общества! Действительно, немыслимо.
Нас отводят в детский садик, чтобы мы социализировались, потом в школу, где нам дают общие представления о мире, в который нас вставят словно бы семечко в землю, после - в вуз, где нам приходится учиться быть полезным обществу. А дальше мы работаем. Приносим пользу. Размножаемся. Во славу чего?
Для чего мы так существуем? Для общества? Где эти дерзкие мысли "Живи для себя, будь собой, наслаждайся жизнью"?
Где мы?
Где наши жизни, а где жизнь одного общества?
Где наши желания, а где - общества?

За день до русского за моим столом сидел Император и, посмеиваясь, рассказывал о литературе. "Это какой-то театр, тебе понравится!" - заявил он тогда, а я, сущий комочек нервов, кивнула серой головой и отхлебнула горячего чаю.
Лишь сейчас, после второго дубля, я поняла, как права была она, называя это сущим театром. Это словно бы игра, где на кону всего лишь бумажка о твоем среднем полном образовании. Как там говорил Курильщик? Про ту, веселую игру, в которую играл весь Дом? "Я не понимаю этой игры и никогда не пойму"?
Такая игра, стоящая, наверное, свеч, бесполезна. Такая показушность, такой фарс, пафос и театральность - зачем они?
Разве от этого что-то зависит?

"Если ты поделишь запутанную частицу на две половины и начнёшь отдалять их друг от друга, то даже остановив их в двух противоположных концах Вселенной, со второй из частей будет происходить ровно то же, что будет происходить с первой." (с) Выживут Только Любовники.
Восхитительный фильм. Завораживающий фильм. Фильм, который мне хочется пересматривать до дыр. Любовь, которой хочется дышать. Любовь, которой хочется жить. Любовь, в которую можно влюбиться.
Мне не хочется знать, что другие думают об этом фильме, и совершенно не хочется даже брать во внимание то, что кто-то может быть им недоволен.

Говорить с Евой, слушать Еву, вникать в ее мысли и чувства - превосходно. Это немногим лучше долгих прогулок с ДС, внезапных появлений Императора и жарких объятий G.
И вновь в голове ее мысль - все умрут. У нее была собака. Она умерла. И ладно. И все другие тоже умрут. Это сложно будет пережить, но это так. Слышишь, мир, ты отравил кислородом миллиарды жизней, ты загубил триллионы судеб, каково быть тобой?
Это будет сложно - смириться со смертью близкого, но ведь и ты в конце умрешь. И я. Это неизбежно.
Как и неизбежно то, что мы теряем. Я потеряла Ее, Император - Куколку. Мы теряем людей, приобретаем прошлое и живем в воспоминаниях.
И как погода в мире мертвых, друг мой? Тепло?

Заходили Император и Пахан отдать флешку, заодно обчистить мои запасы чая и вкусностей.
Я совру, если скажу, что я этим недовольна. Напротив.
Я думала, что после экзамена меня спасет только гарантированная встреча с ДС. Я ошиблась.
В таких мелочах, как внезапные походы по чужим квартирам и встречи с едва знакомыми людьми, которые к концу вечера уже становятся хорошими приятелями, заключена своя радость, свое наслаждение и приятность.
Просмотрев видео с Евой, я была почти что счастлива.
И страх, терзающий мою душу, спал серебристым покровом. Как это, оказывается, приятно иметь таких знакомых.
Внезапных, милых, греющих душу своим существованием. Пусть и недолго.