Litost

я никогда не думал, что увижу тебя несчастной, и не знал, что такое возможно. ты всегда, всегда улыбалась мне.

Остается вопрос: можно ли вырваться из пут трагедии? Сегодня ее царство простирается на все мои чувства и мысли; я, сверху донизу, — ее жертва. Пусть мое тело радуется жизни, мое сердце довольно, все равно мое сознание продолжает быть несчастным.

Не давайте тщеславию вас пожирать. Иначе ваше сердце будет одиноким, а перо печальным.

Привыкнем видеть в правде успех, неожиданный и невозможный, а не попадание в заранее заготовленную лунку.

Я хотел бы провести свою жизнь в поиске недостающих мне слов.

губы, данные нам для поцелуя,
шепчут молитвы битым камням.

На коньке крыши сидит дрозд и поет про вечер, про то, что день скоро закончится и мир станет опасным. Я бы с удовольствием заснула, лучше всего надолго, навсегда, так бы и лежала всю жизнь на этих подушках, слушала бы голубей и дрозда, тут меня никто не найдет.

Ностальгия - это тоска по утраченному прошлому. Причём, по большому счёту, неважно по какому прошлому. В этом заключается парадокс ностальгии: люди тоскуют даже по ужасным периодам прошлого.

Наша любовь к людям ослабевает не потому, что мертвы они, а потому, что умираем мы.

Это было символическое пробуждение, но Эдуар не понял этого. Он еще не знал тогда, что его страсть к Беатрис сведется именно к созерцанию ее спины. Символы человек создает себе сам, когда у него плохи дела.

«— И ещё тут похолодало. — Я сама обратила внимание, что мой голос звучит как-то истерично. — Или мне это только кажется? Прошу, скажи, что мне это только кажется.
— Намного лучше. Тебе это просто снится.»

не хватает любви.

Звёзды дрожат от ветра, как ёлочные игрушки, и на крыше дома лежит сделанная из сухого белого камня луна. Я не хочу возвращаться в прекрасное прошлое, даже если оно станет будущим. Мне нравятся сумерки и кладбищенская прохлада настоящего, его гаснущие фонари, тление листьев и безысходная грусть ночи. Мне нравится одиночество.

Тот, кто хочет стать чем-то большим, непременно станет меньшим. Душевную неуравновешенность, вызванную перенапряжением, сменит рано или поздно душевная неуравновешенность расслабления и нежелания и дальше напрягаться. Установив равновесие, следует идти дальше и признать, что в падении есть некая тайна. Павший не имеет ничего общего с неудачником; скорее он напоминает человека, получившего какой-то сверхъестественный удар, как если бы некая губительная сила ожесточилась против него и лишила его способностей.

Человек, которого нет, чье отсутствие никто кроме него заменить бы не смог, существовал рядом с человеком, которого нет, но чьим отсутствием пользовались.

И я признаю, что разум впадает в смущение, сталкиваясь с чудом любви, с этим странным наваждением, из-за которого та самая плоть, которой мы уделяем так мало забот, когда она составляет наше собственное тело, и которая беспокоит нас только тогда, когда ее нужно мыть, кормить и, если возможно, избавить от страданий, может внушать нам такое страстное желание ласк только потому, что она одухотворена индивидуальностью, отличной от нашей, и потому, что обладает какими-то черточками красоты, по поводу которых, впрочем, самые лучшие судьи неспособны прийти к единому мнению.

Быть подключенным к образу себя на экране, к своей витальности становится куда важнее, чем ей обладать. Состояние подключенности к собственным фотографиям есть доказательство жизни в мире победившего визуального образа. И доказывать это приходится регулярно. Я на экране — следовательно, я существую.

Все было гораздо серьезнее, а именно: я находился в одной из стадий исчезновения. Видите ли, человек не может исчезнуть моментально и полностью, прежде он превращается в нечто отличное от себя по форме и по сути – например в вальс, в отдаленный, звучащий чуть слышно вечерний вальс, то есть исчезает частично, а уж потом исчезает полностью.

Лучший ключ к метафизическому смыслу ностальгии — невозможность слиться со временем. Человек ищет утешения в далеком, незапамятном и недостижимом прошлом, еще до всякого становления. Мучащая при этом боль — действие первоначального разрыва — не дает перенести золотой век в будущее.

Забытье серое и очистительное. Он более или менее в сознании, не спит, но и не сказать чтобы проснулся, словно в отрыве от всего, не в силах двинуться, не в силах думать, не в силах воспринимать. Только существовать.

«Наверно, я воображаемый друг. Страшно представить чей.»

Всё, что исходит из уст смертного и внемлется слухом смертного, канет в забвение; лишь беседа с самим собой может чему-то научить. Любые речи человека сообщают нам слишком мало и слишком много. То, что говорится преждевременно, будет недостаточным, а что говорят слишком поздно, будет избыточным, но и в том и в другом случае слова произносятся в то время, когда душа твоя спит.

Ибо что есть любовь, как не желание повторить все снова?

Потом я почувствовала, что он тоже держит меня в объятиях. И так мы стояли на вершине этого поля, казалось, целую вечность, ничего не говоря, только держась друг за друга, а ветер все дул, и дул, и трепал нашу одежду, и на миг мне почудилось, что мы потому ухватились друг за друга, что иначе нас просто унесет этим ветром в темноту.

Хочу набраться спокойствия, а перед тем - смелости для спокойствия.