Школьница

Если отношения с партнёром - лотерея, то мой билет был несомненно удачным и выигрыш мой был более чем достаточным. Но, знаете, никто и не обещал, что большая куча денег непременно сделает тебя счастливым.
Конечно, я ещё новичок в отношениях и всей этой ерунде, я верю не только в химию, но и в чувства, верю в существование как минимум хороших и своих партнёров.
И, конечно, я учусь. Учусь, например, уважать себя.
Знаешь, ещё года два назад я б побежала за тобой. Хотя, кому я вру, я так и делала. Но теперь, прости, я не хочу.
С тобой здорово смотреть фильмы и сидеть рядом, мне нравятся твои прикосновения, ты милый.
Однако ради этого я не готова ломать голову над твоим поведением.

Вы когда-нибудь испытывали такое - вы собираете сумку утром, краситесь, прибираетесь в комнате и уходите из квартиры, а по пути думаете «А ведь я могу сюда не вернуться». Не потому, что останетесь у кого-то или уедите. Потому что вы не уверены, переживете ли вы этот день. Потому что вы можете броситься под поезд или машину, и вас ничего не остановит.
И меня не останавливало.
Я тогда за месяц сгубила больше здоровья, чем за 20 лет жизни.
Знаете ли вы эффект подвесного моста?
Когда в момент сильных переживаний человек может влюбиться в первого встречного.
Мне повезло, что первый встречный тогда оказался тем, кем оказался.
Ведь будь это кто-то ещё, я бы обязательно навернулась с этого моста.

Одна, вторая, третья.
Навылет.
Не вспоминать, не думать.
Он говорит, что обо мне - только лучшее.
Не верю.
Не злюсь на него, но - не смотреть, не вспоминать, не думать.
Тихий голос, размеренный, спокойный.
И улыбка - лезвием по коже.
Не вспоминай, дура, не помни.
О ночах, проведённых в одной постеле. Под его одеялом.
Не думай.
Его улыбка, как опухоль на сердце. Не вспоминай, не думай.
Снова боль.
Кончик сигареты вслед.
«Так обреченно?»
Что есть, отвечаю. С бывшим ведь так?
Усмешка.
Не вспоминай, не думай.
Его имя, сколько раз уже повторенное, мысленно и вслух. Его имя.
Как имя шторма, сносящее все, и покой мой и сон.
Не вспоминай, не думай о нем.

И впоследствии, когда я сидел в офисе Вернона, все, о чем я мог думать, это об отце Ларри... как Ларри должен идти домой и объяснять отцу, что с ним произошло. И унижение... то гребаное унижение, которое он должен при этом чувствовать. Оно должно быть просто нереальным. Как можно оправдаться за что-то вроде этого? Да никак. (с)
Вы никогда не задумывались, сколько раз человек переживает одно-единственное унижение? Рассказывая кому-то, вспоминая, думая об этом перед сном, сколько раз он прокрутит внутри себя этот позор, почувствует этот стыд? Сколько боли это причинит ему в тот самый момент унижения, а сколько - во все следующие?

Вы вспоминаете о своих унижениях?

Незаменимых людей не бывает.
Нет незаменимых сотрудников, есть только специалисты с уровнем подготовки, который может достигнуть каждый.
Незаменимых любовников нет, есть умельцы, но их умения можно перенять.
Незаменимой любви тоже нет.
Но кто осмелится заменить его? Взгляд его глаз заменим, тёплые слова, сказанные его голосом, заменимы. Его чувства, его страсть, это все заменимо.
Он обрывал мне Контакты утром того дня, он был со мной рядом в апреле. И это все тоже заменимо?
Он единственный спрашивал, все ли нормально, берег меня от лишних шрамов, обнимал меня плачущую. Это заменимо?
В воспоминаниях его близость заменима.
Незаменимых людей не бывает.
Все в мире заменимо, кроме прошлого.

Люблю тебя и надеюсь никогда больше не встретить.
Все мы созданы из звездной пыли далеких галактик. И однажды нам просто повезло, мы стали людьми. Нам повезло чуть больше, и облака пыли соседних звёзд, твои и мои, встретились здесь и сейчас. И были вместе.
А потом нам везти перестало.
Все становилось хуже и хуже. И в тот день, последний, я смотрела из окна душного класса на то, как людские тела превращаются в звездную пыль снова. Доли секунд, и все, кого ты когда-либо видел, стали сгустками ничего. Даже не пустоты, представляешь?
И я стала сгустками ничего. И ты.
Если нам когда-нибудь ещё повезёт, я буду надеяться, что пылинки моей звезды никогда больше не пересекутся с твоими.

Темнеет.
Нерадивый художник поставил кляксу темной акварели на влажном небе и тут же размазал по холсту кистью, ужаснувшись своей оплошностью.
Прислонившись к холодному стеклу окна, я представляю себе картины возможных вариантов прерывания существования.
Под лезвием ножа кожа распарывается так же легко, как кожица перезрелого фрукта.
Это, конечно, будет не так.
За болью я не успею даже заметить, как жизнь вытечет вместе с липкой чёрной кровью.
А кожа не распарывается так легко. Она не поддаётся слабым и дрожащим рукам и ножом в них.
Тупое желание, свербящее где-то за грудиной, как-то изменить эту дурацкую ситуацию смешивается с острой нехваткой того, на кого можно обрушить свои нежности.

Мне нравится проходить многочисленные тесты какого-то ученого мужа по методикам другого ученого мужа. Мне нравится писать в них, что все плохо, а потом смотреть на результат. Ещё больше мне нравится приносить этот результат преподавателю и, неумело скрывая свою тревогу, спрашивать, а может ли у меня быть результат, выходящий за пределы шкалы. Обычно всем плевать.
Искусственный интеллект был удивлён моей способности к такого рода тестам. Своё удивление он выразил фразой "Возможно ваше пребывание на грани суицида".
А, может, у меня действительно повышен порог тревожности, я в хронической депрессии и на грани самоубийства со своими порывами к самоуничтожению?
Да нет, бред какой.

Огромные розовые буквы на зелёном слайде. И рядом поменьше.
Нам говорят, что любовь - это прекрасно. Нам говорят, что любовь - это больше, чем чувство или эмоция, это образ жизни, это искусство.
Любовь.
Преподавательница с двумя крупными роликами и собранными в хвост волосами говорит нам, что любовь влияет на мозг человека как кокаин. Я шепчу на ухо одногруппницы, что, употребляя кокаин напротив полицейского участка, можешь почувствовать то, что чувствует влюбленный.
Глупая шутка.
Я читаю с экрана планшета, что влюбленность - это иллюзия, что любовь есть истина.
И никто в аудитории не смотрит на меня.
И я читаю дальше.
Нам говорят, что любовь бесконечна.
Что человек обречён на любовь.

Ведь я буду рядом.
Эта волшебная фраза знакома каждому едва ли не с пелёнок. Нас учили ее использовать родители, братья, сестры, учителя, друзья, любимые. Все они когда-то сами научились ею у своих взрослых, а те, в свою очередь, у своих. И эта цепь тянется от того самого первого человека, который однажды сказал кому-то другому "Не бойся, я рядом". И этот кто-то другой замер на секундочку, согнувшись от страха перед диким зверем, перед первозданной тьмой земли, перед другими людьми, что ничуть не лучше дикого зверя. Этот кто-то другой перестал плакать и дрожать. И этот кто-то другой поверил.
И мы отчего-то продолжаем верить каждому, кто сказал эту фразу, хоть она и затерлась до боли в сердце.

Белая паутина тонких шрамов на руках. Под тонкой светлой - цвета сала, - кожей узоры голубых кружев вен.
Тёмные полосы шрамов дорожками избороздили поверхность бёдер. Они выплывают из-под краски татуировки. Наивно было полагать, что маленькая птица может разобраться со всеми червяками здесь.
Маленькие вселенные синяков всеми цветами планет - темно фиолетовые, красные, голубые, насыщенно зеленые, - расцветают на всём теле. И болят при каждом прикосновении.
Кровоподтеки, царапины, ссадины как особые виды искусства. Шрамы, не от лезвия, но от ожогов и неаккуратного обращения с жизнью, не с предметами.
Знаешь, я ведь мазохистка. Мне на самом деле нравится эта боль, сопровождающая близость.

Мне нравится прямолинейность и беспардонность Макса, когда он обобщает все мною написанное.
Схожу с ума из-за страха, что я никогда не найду себе другого партнёра. Крайне точное описание последнего времени моего нахождения здесь.
Потому что действительно едва ли не схожу с ума. Потому что действительно боюсь быть одной, не найдя подходящего партнёра. Сколько их, таких возможных партнёров, которые смогут и понять, и обнять, и простить на всём белом свете? Хорошо, хотя бы в этом городе с миллионами загруженных и затюканных до предела лиц?
Боюсь, действительно боюсь, что не найду ни одного такого. Или найду, но не того, кого надо, и буду вынуждена с этим жить.
Накручиваю себя ещё больше.

Любовь открывает любые врата.
Самый страшный жанр это не хоррор, это мелодрамы со счастливым концом. И не очень счастливым. С самым намеком на этот конец.
Они все равно дают надежду, но не на счастье двух вымышленных персонажей, а на своё собственное, личное счастье.
Все эти фильмы, книги, песни, где каждая фраза - уже признание, а взгляд - приглашение в вечность, одну на двоих.
На этих рекламных проспектах любви она прекрасна, она сферичная, в вакууме, где нет недостатков, острых углов, внешнего воздействия.
В жизни так не бывает.
Только почему-то не все это знают и продолжают надеяться, верить, ждать эту сферическую любовь.
Есть люди, которые никогда никого не любили, кроме этой любви.

Тяжёлый день.
После такого дня хочется к кому-то куда-то приехать, чтобы этот кто-то ждал с нетерпением.
Хочется быть немножко нужной другому.
Хочется объятий, тёплых, уютных словно плюшевый старый плед.
Хочется пониманий. Этого особенно. Чтобы можно было просто сказать "Меня все достало" и услышать в ответ "Иди ко мне, милая". И плевать, что не милая, плевать на это всё, что достало, задрало, задолбало и продолжит это делать завтра и на следующей неделе, плевать на мир, пока есть такой человек, который заварит чай и сядет рядом.
Пока есть человек, который в принципе рядом.
Человек, которому не надо говорить "Пожалуйста, будь", потому что он будет.
Сам.
Прошу, не отталкивай.

Иногда накатывает.
Желание.
Хочется целовать его и приставать к нему, чувствовать вкус его сигарет на его губах, запах его тела.
Тоска.
Необъяснимая, таинственная, приходит и уходит, когда ей заблагорассудится, оставляя прощальным поцелуем неприятный осадок.
Одиночество.
Когда стоишь минут 10 на перроне, прислонившись к колонне, а мимо проходят поезда метро. Тебе бы сесть в один, но ты провожаешь их взглядом. Ведь ни в одном вагоне нет его. Снова нет его.
Интерес.
Какой-то симпатичный мальчик не отводит свой взгляд, смотрит прямо в мои глаза, а я - в его. Несколько мгновений, пока он движется вниз, в настоящее, а я вверх, в прошлое, мы смотрим друг на друга. Оба угрюмые, затюканные.

Сегодняшний день.
Сегодняшний день прекрасно подходит для смерти. Сегодняшний день ничем не отличается от остальных, и как остальные он подходит для смерти.
Он подходит для траура, для печальных известий, для красивого ухода, для того, чтобы разрубить узы жизни, ничем не меньше остальных.
И остальные дни подходят для этого ничуть не больше сегодня.
Люди, почему-то, забывают об этом. Я не виню их, ни в коем случае. Однажды я и сама с досадой думала о том, что это самый неподходящий день для таких новостей.
Но это был обычный день.
Хмурилось небо, холодало, было лето. Для кого-то это лето закончилось вместе с жизнью - тем самым июньским днём.
Просто это был самый подходящий день для его смерти.

Маленькие победы, большие поражения.
Я позволяю себе дурачиться: переходить пешеходный переход, наступая только на белые линии, пугать птиц и напевать песню без музыки. Позволяю себе красивые линзы. Позволяю себе ром в кофе. Лицензионный офис. Песни в iTunes. Эти маленькие радости я себе позволяю регулярно.
Но я не позволяю себе расслабляться. Высыпаться, когда следует. Приходить домой вовремя, когда наутро запланированы дела. Не позволяю себе отпустить весь негатив, чтобы он воздушным шариком затерялся в верхних слоях небесного свода, и мыслить позитивно. Не позволяю думать о хорошем будущем и двигаться к нему.
Растрачиваю молодость в пустую, как будто она бесконечна. Это не так.

Мы стоим перед входом, как и обычно, как и пару месяцев (уже прошло так много?) до этого, как и полгода, и год. Я смотрю на мазки желтого акрила, отдающего медью. Мазки складываются в плоскую джезву.
Мысленно я рисую звездочки. Пальцем скольжу по плоской поверхности медальона, и линии складываются в звезду, одну, другую, поверх первой, в ещё одну и ещё.
Я слышу его голос.
И слышу свой.
Господиебтвоюпочемуяэтоспросила.
Глупыевопросыглупаябинки.
Я узнаю его по походке и по рыжей ветровке. Вздрагиваю каждый раз, когда вижу этот оттенок в толпе.
Палец сбивается на очередной линии, и я вывожу другую звезду.
Болит голова, меня мутит.
Одна за одной, и это уже не про звёзды.
Как прежде боль.

Нашла прекрасный способ отвлечься.
Теперь, когда я вспоминаю нечто смущающее или постыдное, нечто, что мне совершенно не хочется вспоминать, связанное ли с Лю, Максом или внезапно вновь объявившейся Полы, я беру в руку ручку и рисую на тетрадных полях звездочки. Заполняю звездочками каждую клетку, каждую мысль я преобразую в небрежную пятиконечную звезду, пока в голове не станет пусто, пока смущение не пройдет, а я не забуду, как вообще рисуются эти чертовы звезды.
Рисую звездочки. Все поля - как звездное небо. Все звезды - как кресты на собственных воспоминаниях. Боги, почему их так много.
Ручка скользит, конец звезды поплыл, портя всю картину.
Созвездия проклятых мыслей.

He saw himself as alive and I saw him dead.
Руки липкие от горячей чёрной крови. Глаза, его глаза. Я видела в них страсть и нежность, любовь и презрение, но не страх, не агонию, а это могло бы быть захватывающим зрелищем.
Как он трепыхается, хватая ртом воздух, словно выброшенная рыба, заглатывая кислород, но это не помогает. Как он руками, дрожащими и липкими, пытается удержать сначала кровь, потом и свою жизнь. Так наивно, так слабо.
Выхаркивает свою жизнь, выплёвывает просьбы о помощи. Хватается за каждую соломинку, разглядывая в ней добрую и любящую руку, не догадывается о своей ошибке. Не знает, что эта рука убийцы. Любящей, ничего не скажешь.
Унижается перед тем, кого унижал сам.

Думаю о Максе.
Интересно, читает ли он меня до сих пор или уже забил.
Помню, какая волна ужаса накрыла меня, когда я увидела свой фраг в мониторе его ноута. И стыда. И смущения. И кучи негативных эмоций.
Сейчас изредка просматриваю его фраг. Это интересно, открывать для себя его ранее неизвестные стороны и мысли. Наверное, я могу понять, почему он читал меня все это время, хоть и менее неловко от этого я себя не чувствую.
Это странное чувство. Раньше Макс часто обвинял меня в сталкерстве, слежке и вмешательстве в личную жизнь. Но это все и рядом не стоит с тем, что он читал мои записи о нем ещё с момента моей дикой влюбленности в него.
Это странно, и не даёт мне покоя.
Опять не даёт покоя.

Моей сестре чуть больше 20-лет-после-замужества. Хотя, конечно, ей ещё и 30 нет, а вышла замуж она только в прошлом году. Но все ее интересы ограничиваются домашним хозяйством, рецептами варений и солений. Мне бы не хотелось стать такой же.
Конечно, у меня есть тоже нечто подобное.
Я люблю выпечку, например. Люблю находить новые рецепты вкусняшек, делать все с точностью до грамма, прогревая духовку до 180 градусов, а потом сидеть как на иголках и проверять каждые пять минут.
Конечно, выпечку мою никто не ест, кроме меня. Слишком сладко, калорийно.
Люблю записывать удавшиеся рецепты в толстую тетрадь.
Люблю надеяться, что однажды будет кто-то, кто будет делить со мной мои вкусняшки.

Игорь говорит, что он стал есть меньше, когда стал питаться только согласно своему чувству голода. Он говорит, что голод в нем пробуждается только поздно вечером, когда он не ест весь день. Он говорит, что он не ожидал, как мало ему нужно для жизни.
Мне все это знакомо, я делала так не раз и не два. Однажды это заметил Лю. Он был в гневе. На тот момент я не ела день, два? Это уже неважно.
Он заставлял меня есть и следил за моим режимом. Мы даже поссорились тогда из-за этого. Глупо, очень глупо.
Мне казалось, что им движет только страх, не за меня к тому же. Он боялся анорексии, боялся худобы, диет и сопутствующих проблем. Он боялся, что я повторю судьбу его знакомой.
Это все, что им двигало.

If you fuck me, mister, it must mean you love me
Прошло уже больше месяца, и я заглядываюсь на других парней. Знакомлюсь с новыми девушками.
Но в то же время ощущаю их ненужность. Мне не нужна их близость, не нужно их тело, я не хочу их.
Я не хочу впускать к себе в личное пространство кого-то, кто не знает, какие сигареты я предпочитаю, или кого я не видела в тьме кинозала.
Мне не хочется видеть обнаженным тело того, чьего сердца я не слышала. Чьих тайн я не узнала.
Секс.
В отношениях я хотела часто и много, сейчас я не хочу вообще, хоть счёт и идёт на месяцы.
Мне хочется близости духовной, и только потом физической.
Но в то же время мне кажется, я ещё не готова искать эту близость.

Я не боюсь ходить одна по ночам.
Когда-то Она говорила мне, что выходила ночью в магазин с кухонным ножом, потому что ей было страшно. А мне не страшно.
У меня в руке канцелярский нож. Кончик лезвия не запрятан до конца, так что он царапает подушечку моего пальца. Мне не страшно, но бережёного Боги берегут.
В другой руке у меня ключи. На всякий случай, вдруг затуплю с ножом. Но мне все ещё не страшно.
Я иду по темной аллее, и в радиусе 5 метров нет никого. А у меня в руке нож. Мало ли что.
Сестра всегда просила встретить ее на остановке напротив дома. Она жуткая трусиха, если честно.
А я не боюсь идти от вокзала, что в 10 минутах. У меня же есть нож.
Я не бесстрашная, просто глупая.