Школьница

Флэшбек. Ночи в Сланцах.
Мы вернулись с курилки, и я тут же пошла в комнату, плюхнулась пузом на кровать и расслабилась. Доза алкоголя в моем организме была приемлемая, и тогда мне хотелось немного протрезветь.
Он сел возле моих ног. Мы молчали в полной тишине - до нас не долетал даже шум дороги или природы.
Он гладил мои бёдра, без пошлости, хоть я и была возбуждена. Он водил кончиками пальцев по моей коже, голой и холодной. Полы моей рубашки приподнялись, но это не касалось меня или его. Он видел меня обнаженной десятки раз, и этим его, конечно, было не смутить.
Мне нравилось это. Нравились его прикосновения, кожей я ощущала его взгляд, и он тоже мне нравился.
Все отошло на задний план.

Раньше я скучала по людям. Неделю не могла вытерпеть, свербило жутко без их голоса, имен и лиц, прикосновений и объятий.
А сейчас скучаю лишь по сигаретам, по их вкусу и дыму. Неплохо бы было бросить, но тогда - по чему скучать, если ничто и никто больше не нужен? К чему возвращаться из долгих поездок? О чем мечтать вдали от дома?
Не о семье. Они вряд ли скучают по мне, как и я по ним, напротив - когда мы не видимся, наши отношения налаживаются.
И не о друзьях, поскольку близких друзей у меня нет.
Тем более не о партнёре.
Я оторвана от себя домашней целиком и полностью. Но сигареты, эти маленькие белые солдаты Смерти, заставляют меня вернуться.

Интересно, каково это, когда маленькое безжизненное тельце, раньше принадлежащее тебе, кладут в высокий и тяжёлый гроб. Мир без границ ограничивается каменными стенами с 6 сторон. Одиночество мертвого тела.
А вокруг возводят стены гробницы. Словно театр, словно цирк. Различные картины украшают твою гробницу. И тюрьму.
Милые сердцу твоему приходят ежедневно. Не затихают их голоса, полные скорби, выпрашивающие у господа счастья и спокойствия для тебя. Ни то, ни другое невозможно, пока твои близкие здесь, пока тебя помнят, но это и неважно.
А потом приходят другие. Они любуются красотой твоей тюрьмы. Они зовут тебя по имени. Они знают о тебе.
Они не дают тебе умереть окончательно. День за днём.

Мне хочется подарить тебе боль.
Мне хочется подарить тебе нож, который ты вонзишь в своё горло. Мне хочется подарить тебе бритву, которой ты вскроешь каждую свою вену на руке.
Мне хочется подарить тебе бутылёк яда, который ты примешь как должное вместе с завтраком.
Мне хочется подарить тебе букет, с которым ты никогда больше не сможешь без боли проникать своей плотью в чужое тело.
Мне хочется подарить тебе шпиль Адмиралтейства, на который ты наколешь себя, как бабочку. Ты никогда не занимался коллекционированием, но этот экземпляр ты сможешь сотворить без проблем.
Мне хочется подарить тебе неверную сердечную мышцу. Хочется подарить тебе инфекции и вирусы.
Мне хочется подарить тебя Смерти.

Странное чувство ближайшего отсутствия.
Вроде все как всегда, мы завтракаем с матерью, отец рядом, они говорят друг с другом о всяких мелочах, мол, забери банки с дачи, или я засолю это после работы, оставь мне. А я сижу и думаю о том, что они придут после работы, а меня нет. И не так, как обычно, когда я задержалась в городе, гуляю с парнем или без, а по другому.
Меня нет и не будет завтра вечером или послезавтра утром. Я выпала из их потока времени ещё на неделю. Меня ещё неделю не будет здесь, когда они будут уходить и приходить с работы. Меня не будет на ужин, завтрак и обед. Моя комната будет пустой, она будет кричать, что меня нет в ней, я не сплю в этой кровати.
Меня нет в этом доме.

Думала, меня таким не возьмёшь, мой насос жизни не всколыхнется до боли в грудине от прошлого. Хотя какого там прошлого, всего месяц прошел.
27 звёздочек в правом верхнем. Важные сообщения. Ссылки на работу, текст экскурсии в Кофейне, английская считалочка. Его признания в любви.
Надела большие серьги, чтобы подбодрить себя. Чтобы убедить себя, что я все ещё красивая девушка.
Что мне могут признаваться в любви без фальши. Называть единственной, предначертанной.
А потом оказывается, что эти слова - пустое. Что говорили их не той и не те, кто мог бы. Кто должен бы.
Что серьги мне не идут, что на самом деле я не такая красивая и хорошенькая.
Хочется выдыхать сомнения с сигаретным дымом и душой.

Я сидела за барной стойкой и протягивала чай. На другой стороне стойки сидела Марина и протягивала кофе из глиняной кружки Майи.
Если честно, мне не хотелось говорить. Я боялась Марину, боялась ее силы и воли. Она была гораздо сильнее меня и запросто могла подавить. Но она, конечно, этого не делала. Ей не было до меня дело, вот и все. Она не воспринимала меня как девушку Лю, как это делали другие, она воспринимала меня как Бинки. Как нечто отдельное.
Пока она говорила, рассуждала о стереотипах и вагонах чужих мнений, я смотрела на ее глаза. Они чуть более серые, чем у моей сестры, но все же голубые. И молодые.
Она не властная, но волевая и сильная. От этого не сбежать. Поскольку это часть ее.

Сказать честно, я волнуюсь. Даже не так. Это страх, смешанный с мучительным ожиданием. Страх потерять его, смешанный с гнетущим ожиданием.
Он стал часто блевать. Видимо, его пищеварительная система начинает давать сбой. И пить. Его мучает жажда.
Я чувствую себя виноватой, когда не пускаю его в комнаты. Пуская, волнуюсь, что он может наблевать.
Он стал линять. Даже после того, как я расчесываю его, остаётся шерсть. Она выпадает клочьями.
Мне страшно. Я жду.
Ещё я приглядываюсь, дышит ли он, когда спит. Иногда его живот не двигается. Иногда он плохо спит.
Я не выкидываю его как раньше, а аккуратно ставлю на лапы. Вычесываю его. И жду.
Время тянется мучительно долго после 14 лет его пребывания.

Правду легко изменить и продать за приятные мелочи, вроде чужой улыбки или чужих мыслей. Это легко, недоговаривать или привирать, уходить от ответа или врать в лицо, к этому быстро привыкаешь.
Можно менять правду обо всем, от собственного самочувствия или оценок до своих эмоций. Можно утаивать действительность так, чтобы никто никогда не прознал. И быть при этом совершенно счастливой. Ведь это легко.
А потом, в разговоре с другим человеком, продавать ему ту же правду, только под другим углом, и снова за мелочи, приятные или не совсем.
Продавать одну и ту же правду каждому, кто захочет ее приобрести за улыбку, радость или чужое мнение о себе. И никогда не думать, какой она была изначально.

Если парень негативно отзывается о всех своих бывших, будь готова к тому, что однажды ты тоже получишь свой негативный отзыв. И дело ведь не в тебе. Просто человек такой негативный.
Я обращала на это внимание, но не придавала этому значение. Очень зря.
Его негатив касался всех: бывших, родных, Макса, иногда людей из Кофейни. Я не надеялась, что эта кара минует меня. Это было неизбежно.
Токсичные и лицемерные люди, которые не находят выхода лучше, чем обливать других грязью и настраивать против них остальных. Не стоит тешить себя надеждой, что лишь потому, что вы близки, это не произойдёт и с тобой. Ты не почувствуешь на себе тот же негатив, что он направлял на других.
Этот негатив неизбежен.

В урне возле входа я выловила взглядом то единственное, что осталось после его прихода. Тонкие и черные фильтры сигарет. Только он такие покупает. И по этим фильтрам я могу сказать, что он ещё жив. Что его носит земля под серым небом города. Что он не загнулся по неведомой причине. Он до сих пор есть.
Наверное, эти чёрные фильтры в урне - один из способов связи, доступных живым.
Мёртвые ведь не оставляют после себя бычки сигарет, пожелтевшие фильтры и пустые пачки. Это привилегии живых.
Это глупо, но я воображаю себе, что однажды я не буду находить там эти следы его прибывания. Он перестанет их оставлять. Он перестанет приходить туда и курить. Он перестанет существовать для меня окончательно.

Раньше убийство человека не имело такого большого значения как сейчас. Да и сейчас убийство за какую-то абстрактную родину в почете, и размер медали за этот "подвиг" зависит только от того, сколько жертв на поле бойни успел принести лично каждый солдат.
Удивительно, как хитро и лицемерно устроена человеческая сущность. В условиях мира человеческая жизнь - это наивысшее благо, самое ценное, что есть на свете. В условиях войны это не имеет значения.
Почему-то считается, что воображаемые друзья или кучка идиотов в том или ином регионе - это достойный повод для убийства других. Мол, ради государства, во имя веры.
Это чушь.
Наивная и крайне лицемерная чушь.
Человеческая жизнь не стоит этого.

Это произошло в пятницу, за два дня до взрыва.
Утром были неполадки в работе линии метро, поэтому поезда шли с задержкой. Я хотела успеть вовремя на занятия, и мне пришлось проехать до предыдущей станции метро, чтобы уже оттуда ехать до на учебу.
Мне стоило ехать на автобусе.
На моей станции зашло слишком много людей, так что на следующей двери вагона даже не открылись.
Слишком много людей. Я задыхалась. Перестала чувствовать телефон в кармане джинс и свою сумку. Даже не слышала музыку в наушниках.
Надо выйти.
Через станцию меня грубо вытолкнули на платформу.
На улице было прохладно. Меня тошнило.
Я смотрела на часы.
Паника не отступала.
Я не хотела идти на пары.
Было 9:35.
Март, 31.

Тетради с Первого Меда, сентиментальные записки, немногочисленные билеты в кино и на выставки, старая подводка и тени, маленькие сувениры и памятные мелочи. Все, что могло причинить мне боль и неудобство, я выбросила в большой пакет из супермаркета.
Он лежит, повалившись на бок, посреди комнаты, обнажив обрывки прошлых радостей. Только облегчения я не чувствую.
Напротив, затхлая печаль вместе с комьями пыли легла на мое сердце, или что там перекачивает эту смертоносную жизнь по моим венам.
Я выбросила напоминания о старых чувствах в белый пакет. Я порвала все билеты, записи и рисунки. Но, конечно, это не принесло облегчения.
Жаль, что мысли так просто не выбросишь.

Мне снилась Июльская.
Прошло уже много времени с тех пор, как я здесь ее упоминала, как я с ней разговаривала в последний раз. Я вижу ее иногда на ее фотографиях, порой пересматриваю ее рисунки, но это все.
Знаю, что письмо она мне так и не отправила. И что не сильно жаждет со мной общаться. Помнит ли она меня вообще?
Думаю, она бы посмеялась над тем, что меня снова бросили в июле. И в тех же числах.
Помню, как она злилась, когда бросала меня. Прямо как он. Будто он стал второй ею. Так же измены, год отношений, то же начало. Я не хотела принимать их обоих. А потом они меня бросили.
Будто бы ему изначально суждено было стать второй ею.
Нет. Она, конечно, лучше. Нежнее, милее. Она моя Июльская

Я обнимала его. Он держал меня в своих руках, но мне все равно было страшно. Я зажмурилась ещё где-то в начале пути и все ждала с надеждой его конца, чуть ли не секунды считала. Все происходило, конечно, быстрее.
За свистом ветра я слышала его голос. Мы летели в облаках и выше. От скорости и воздуха грудь сдавливало и было невозможно дышать. "Если бы мне это снилось, я бы не чувствовала этой боли", подумалось мне. "Это не сон".
Это, конечно, был сон.
Он прижимал меня к себе, когда капли облачной влаги окружали нас. Когда воздух становился непомерно тяжелым. И внезапно слишком лёгким. Когда я не могла вздохнуть от страха и когда - от давления. Он улыбался мне. Он снова был рядом.

Он будет слитным с твоей тенью
И твоим вторым "Я".
Каждый, наверное, когда-то мечтал о встрече с Тем Самым Человеком, который может все. Он приручит твоих демонов и не будет бояться твоего гнева, он сможет любить тебя любого, он поймёт, когда тебе плохо, и будет рядом, всегда. И даже если он не станет партнёром по жизни, он может стать другом на всю жизнь.
Встреча с ним спланирована самой Судьбой и согласована с Богами. Его невозможно потерять, как бы того ни хотелось.
Вот только, чаще всего, его не существует. Он не живет на соседней улице, его нет в твоём городе, в твоей области, он не знакомый знакомого. Его нет.
Но люди ищут его, ищут его замену, говорят ей Ты - Тот Самый. Но это не так.

Если можно было бы смыть себя в душе, вся канализация полнилась бы обрывками чужих сердец и мозгов. Разговоры, разрывающие изнутри черепную коробку, сожаления, скребущие в течение всей жизни, мечты, разбивающиеся вместе с сердцем. Это выливалось бы в реки вместе с отходами жизнедеятельности, и рыбы, тонущие в этом говне, захлебывались бы чужими бедами.
Если можно было бы щеткой смыть с себя воспоминания, язвами вскрывающиеся и источающие смрад, люди не прятали бы шрамы под одеждой, стыдливо прикрывая ещё один, новый. Люди могли бы быть счастливее. И немного мертвее, немного безжизненее. Чистые глаза, без грамма глубины чувств. Чистая кожа без единого шрама. Чистая душа без капли сострадания.

We might be dead by tomorrow
Если завтра ты умрёшь, то что о тебе запомнят? Какие последние слова будут вспоминать?
Речь не идёт о ссорах. О тех твоих последних словах, что ты сказал родителям или друзьям. Пожелал ли ты им спокойной ночи и уснул мертвым сном. Или сказал, что скоро вернёшься, а через 5 минут тебя сбила машина на перекрестке возле дома. Может, ты даже оставил сообщение на автоответчике "Перезвони мне как можно скорее!", но перезванивать уже некому.
Ты переписывался с подругой, обещал обнять ее, когда она вернётся. Но - бум - она не вернулась. И не о чем тут жалеть, так просто вышло. Ты ведь не мог обнять ее раньше, между вами были тысячи миль. Теперь их стало больше.

Мне снится сон.
Мне снятся руки и их прикосновения, тёплые и родные. Снится улыбка, знакомая и любимая. Снятся глаза и губы, нос и волосы. Мне снится даже голос. Бывает, что в голосе сквозит улыбка. Раньше я любила слышать его радость. Даже выносила его длинные монологи о чем-то совершенно мне незнакомом.
Мне снится, что все как прежде. Что мы идём куда-то, что мы разговариваем, курим вместе. Смеемся, конечно. Потому что ничего не было. Не было тех воспоминаний в палатке, не было неловкости и боли, не было тех ужасных слов в таверне.
Этот сон даёт мне успокоение и тихую радость, наполняя меня спокойствием.
Он рассеивается дымкой и, конечно, не оставляет ничего кроме послевкусия.

Если это твоё, то оно обязательно ещё вернётся. Иначе и быть не может.
Раньше я, конечно, цеплялась. Из последних сил, судорожно сжимая в руке последнее перо улетевшей синицы и крича, умоляя вернуться. Но сейчас.
Конечно, какая-то часть меня все ещё надеется на что-то, на запятую вместо точки, на продолжение нашей истории, в то время как остальная (и большая, стоит признать) часть если не перевернула страницу, то хотя бы перестала писать на этой же самой строке.
Это глупо. Безусловно глупо. Но это так.
Вспоминаю короткометражку "Ответы". Хорошая и очень емкая короткометражка. Весь смысл ее укладывается в двух словах "Это конец?" и неверие ответу на этот вопрос.
Это конец.
Надо это принять.

Вселенная латает прорехи окружающего мира. Лечит раны. Заполняет пробелы. Незаметно для человека принимает лекарства действительности, уничтожая следы прошлого.
Где раньше был простор для фантазии, помутнённой воспоминаниями и болью, постепенно вырастает нечто новое. В такие моменты люди обычно скорбно вздыхают "А тут было то самое место... да что уж теперь". И машут рукой, храня в сердце обиду на Мир, который посмел измениться за это время.
А это время - месяцы, года, десятилетия, - почему-то пропадает в человеческом разуме, когда речь идёт о прошлом. Это время ничто.
Оно не залечивает раны, лишь придаёт душок ностальгии и томной тоски по прошлому.
Время вообще не лечит.

Пустота в мыслях и сердце дополняется пустотой в животе. Недовольно урча, желудок переваривает свой же сок. Не суеверная ни капли, но могу сказать, что это к язве. Или к гастриту. К походу к гастроэнтерологу точно. Возможно, ещё и психиатра захватим по пути.
Нет, конечно, я ем. Иногда. Чаще всего днем между уборкой и уборкой, я застаю себя за столом на кухне что-то поедающую. Несмотря на пустой и ноющий об этом живот, я не чувствую ни аппетита, ни голода. Будто с моими эмоциями мне отключили и основные чувства за неуплату кармического долга.
Или в качестве штрафа за превышение кармического долга. Понабирала, мол, долгов по карме.
Глупо, конечно, так рассуждать.
Стрелки весов приближаются к 50

Мне страстно хотелось, чтобы он оказался Тем Самым. Чтобы между нами была Любовь, естественно, Та Самая. Но на следующий же день ко мне пришло осознание, что эти отношения не были наполнены тем, чем могли бы быть.
Он был моим первым, но не более того. Он взял мою руку и провёл меня в мир взрослых мальчиков и взрослых девочек.
Нам суждено было встретиться именно с этой целью. Возможно, он ещё сыграет свою роль в этом театре моей жизни. Возможно, мы больше никогда не увидимся.
Все возможно.
В моем сердце и теле пустота, которая бывает после долгой наполненностью чувствами и отношениями. Немного страха, немного огорчения. Стыд перед родителями и друзьями. До сих пор не сказала им.

Боли почти не было, только когда краска наносилась на выпирающие тазовые кости, я чувствовала некоторый дискомфорт.
Сначала был контур. Она рисовала ручками на моем бедре, а я не могла справиться с захватившим меня волнением. Каково это, больно?
Потом ушла Катя.
Она взялась за контур. Я все думала, сейчас точно будет больно, и мысленно к этому готовилась. Просила себя быть сильной. Этого не понадобилось.
За контуром последовала красная линия. Затем перерыв на пять минут.
Когда я вернулась на кушетку, происходящее ранее казалось сном. Мне снова приходилось привыкать к игле.
Потом ещё перерыв, на туалет.
Спустя два с половиной часа свело руку.
Спустя три она уже вытирала с меня краску.
Новая.