Ingwar Grimsson

Glad (and a little proud) of the decision to transcend to eng. Patterns and colours stay the same as in rus — but, due to my habit to dramatize stuff, it is much easier to overuse rus while pursuing the image of kinda neoclassical artist in neverending existential crisis. In other words, I feel myself as myself while sharing thoughts in eng — since I don't struggle to exaggerate, to fuss, to show-off. Eng seems stylish enough without those ludicrous methods.

Had a night male conversation with old-school Feel.Inc buddies. Therapeutical.

Seems like this one cherry beer was a push to my current soundy mood. This is how alcoholism works, I guess.

Still desperately need to dive in love tho.

Got messaged by V., my first girl, the day before yesterday (if we may count so already). No news for seven years, though she became quite mature and even more good-looking through that time.

Dialogue's been short — told her I'm in Russia for sixth year, found out her mother died in September. Expressed my condolences and the chit-chat was over.

It's funny that we told each other 'happy birthday' all the passed years and never contacted differently. Managed to fantasize how I end my master degree here and delve into her again, continuing my life story in Europe — as well as managed to surpass those nostalgic urges.

She was so depressive and apart, as far as I recall her. Nothing personal.

Okay, perhaps the most convenient time to switch to eng — feels like rus has exhausted itself. Dunno the reason why, but eng feels more sincere than rus, although the first one is not my native and I can't tell ya with the palm on my heart I know it better than rus. Maybe, if I express myself as a foreigner, it will be an enough disguise and'll lead to my recovery from historical break up with S. faster.

Got to accept: I'm a tricky sinner. In the terms of gluttony and despondency, maybe I've mastered them already. Miserable, seeking for the remains of drama, squeezing them from every trifle.

Love won't immediately become my panacea, but it will surely give me some needed light of hope.

Довольно очевидно, что нынче я — пленник привычек, раб обыкновений, и в сознание прихожу достаточно нечасто. Это коснулось и фрагментов, это наблюдается в простой жизни реальной. Период такой.

Купил бухла впервые с начала августа, но пока не решил, притронусь или нет. Офис пьёт меня понемногу, размалывает пресловутыми жерновами Хроноса, и когда-нибудь точка невозврата будет пройдена — не могу ведь я плясать на кончике ноже до конца жизни. Тогда прости-прощай, богема, наука, искусство, глубина и грани жизней и да здравствуй профицитность, коммуникация, иерархия и прочие капиталистические кадавры.

Жуткое, что я продолжу жить, может, заведу семью. Но никогда больше не заговорю о небытие.

Играя нарративами, тоном и быстротой речи, выбирая уместные слова можно притвориться кем угодно в преследовании любых целей: будь то межличностные, карьерные, культурные, досуговые или политические. Иначе говоря, в мире слов и концептов наибольшее влияние, вес, силу, путь и логос имеет грамотно профильтрованный базар.

А я только и хочу, чтоб не притворяться. Пытаясь познать мир, я проникался и его обитателями; зеркальных нейронов у меня, наверное, даже больше, чем моих личных. Стремясь не быть ограниченным, объять и уместить в голове представление о земной жизни в предельной объективности, я совсем оторвался от людской ризомы.

В наказание последняя низвергла меня в нескончаемый нигилизм.

Отчуждаю от себя тёмные мысли, как грязь, чтобы не пропитаться ей, остаться светлым — надо полагать, в этом природа, как минимум, частичная присутствия насилия, извращений, мрака, боли и грязи в пространстве искусства. Мысль не нова, но следовало обозначить. Не в силах переработать это сырьё , как в мёд из воска, творец бросает его в ноосферу как оно есть, неприглядным и отталкивающим, передавая эстафету сублимации зрителю.

Однако всегда наличествует риск превратной трактовки, прямого наследования зла, а не его переработки в добро. В этом природа насилия в умах, и бороться с ней — образованием, просвещением — бессмысленно.

Потому, что рай недостижим, а боль — здесь, только руку протяни.

Пожалуй, одно из редких оригинальных проявлений воли для человека творчества в наши исторические времена — это отказ сотрудничать с реальностью, в пределе — отказ принимать в ней участие вовсе. Т.к. нынче каждый в различных степенях съехал с катушек от навязанного консьюмеризма, лучшее, что можно сделать, чтобы заявить собственную волю, — не позволить ей проявляться, а нерождённые продукты творческой мысли и прозрения — не такая уж великая потеря.

Вот такая, вероятно, вредоносная мысль с утра. Информации стало чрезмерно много, и — здесь украду метафору четырёхлетней давности — лебединые песни тонут в белом шуме.

С. с утра расстроила, напомнила о моём летнем шабаше. Будто был у меня выбор.

Все мы проницательны и остроумны, пока не откроем рот и не скажем первое разоблачающее нас слово, не так ли?

Впечатление создаю строго отталкивающее, когда разнываюсь, — следует прибегать к этому методу самовыражения реже. Нужно разрыхлить нейронные связи, за него ответственные. Так понемногу и стану bold, а не fold.

Взять за правило: ноль нытья в подавленных состояниях. Это всё — в цифровых следах — меня компрометирует. Сеть всё помнит.

Три года назад была трепетно-романтичная, избегающе-привязывающая история с Е., закончившаяся попаданием её в аварию. Разбилась насмерть. Лучшее, что мог сделать, чтобы принять, — посвятил песню в этом сентябре, назвал resurrect. С тех пор переслушиваю.

Пожизненный косплеер, притворщик — ни в чём, кроме собственного своеволия, не способен закрепиться, во что-либо углубиться по причине 'нет интереса'. Даже сердобольное писательство меня увлекает с точки зрения отчуждения сложных алекситимических переживаний, распутывания их клубка (или тщетных попыток) в связный текст, а не с точки зрения благородного, самоотверженного служения искусству, как должно по идее. Перестал понимать, как с этим ментальным боссом поживать, как справляться. Кажется, я и в самом деле ненадёжен.

Хочется промотать дни, как скучный сериал, пропустить несколько эпизодов. Я не знаю, что может вернуть волю к жизни. Проходняк.

С новой знакомой тоже надо говорить про умное.

В бездну собственной, сформированной о культуру лурка, тенденции к инцельству добавлю ещё одну историю о женщине:

Это была странная дружба. Её звали <…>, и её тянуло к маргинальным кругам, а ещё в Нидерланды в киноакадемию по гранту. Жила с мамой, кочуя по съёмным квартирам. Мы гуляли периодически, и прогулки заключались в длительном сидении на лавочке: я внимательно слушал, а она рассказывала о, например, неудачных попытках устроиться в эскорт.

Однажды побывала у меня в гостях: сидели на лестничной клетке, на подушках, вынесенных моей матерью, и пили горячий чай.

Интересно, удалось ли ей выбраться в Нидерланды из моей милой малой родины. Страница в соцсети два года как неактивна.

Квинтэссенции нытья фрагмент: мне больше не прикольно и не интересно жить, мои слова бесполезны, слабы, косны и даже по касательной к чему бы то ни было не проходят. Выстрел в облака, взмах кистью в попытке окрасить Бога и придать ему тем самым хоть какое-то свойство.

Поставь кого угодно в мои условия, в мою тушку, он бы в разумный срок выправил дела и зажил стабильно счастливо, но не я и моя проклятая расстроенная, как бесконечнострунная арфа, личность.

Естественно, и это пройдёт; жизнь и далее будет напоминать реверс-декаданс, гору из человечков, где каждый давит другого, в надежде забраться на вершину и стать царём. Так не достаёт любви, чтобы это игнорировать, — до одури, до скулежа.

Поупражнялся в меланхоличной словесности в одном из чатиков, чем вызвал оживлённое обсуждение жизненных проблем остальных участников и политики. Смешанные чувства, в нейтральном смысле этого слова.

Раздражает нужда не останавливаться на достигнутом — настолько, что даже думаю, что лучше бы обычная нужда раздражала. Ни в чём нынче не нуждаюсь, кроме понимания и сочувствия, однако первого всю жизнь был дефицит. Оттого оно кажется столь манящим, сколь обескураживает открытый, вроде как, карьерный путь — ни на одной из его ступеней понимания, которого жажду, не найти.

Напрасный путь, короче сказать. Снова не могу отделаться от чувства, что пишу не от себя, а как бы выступаю рупором чужой мысли.

П. затягивает, как в воронку, всех окружающих мужчин, по центру — цветная бездна, а не белесый мир. Мне удавалось избежать этой участи всё прошедшее время — пущай и дальше удаётся.

Восхищаюсь интернетными эстетами, пусть и понимаю, что стать одним из них не суждено. Это какой-то особый, ролевиковый взгляд на жизнь, который мне недоступен.

В офисе есть один мозголюбитель с садистскими наклонностями. Я пока слишком зелен, чтобы давать необходимый отпор, поэтому играю в кроткую овечку.

Если в ближайшее время мне не влюбиться, ярче, чем было с С., я определённо сгнию заживо. Не так драматично, конечно, но нечто важное будет безвозвратно утрачено — блеск глаз, душа.

Новая знакомая милая.

Существует ли то, чему я не нахожу слов? Откуда во мне святая уверенность, что они когда-нибудь найдутся?

Меня ввергает в уныние политика и подобное хмурое делашство, восторга — такого, детского, насквозь пронизывающего — не испытывал давно. Прокатываюсь ниже и ниже по мясорубке взросления.

Мог бы стать голосом поколения? Откуда во мне эти устремления?

Я не знаю, как жить дальше, потому живу состоянии пассивной паники, гасимой сибаритством и мещанством.

Снова меланхолично. Хочется, чтобы конкуренции не существовало как концепта. Наверное, в Царствии Божием нет ни одного концепта, нет разума — только души, с которых слетел человек.

Люблю каждого, кто меня покинул, перестану вряд ли.

Совесть умучала, всё-таки предпринял попытку вернуть С. занятое, оставил напоследок — банк пишет, что лимиты снижены на сутки. Судьба, полагаю.

Стараюсь не размышлять о новой знакомой. Помню как признавался С., что с каждой женщиной играю ту роль, показываю ту так называемую субличность, в которой она, женщина, нуждается, а настоящим я стал только с ней. После расставания она проговорила один из своих выводов: с ней я тоже играл роль — семьянина, на которого можно положиться.

И вот история повторяется. Либо это мой пожизненный бич, либо рановато тревожиться, на второй-то день знакомства. Это естественно — пытаться понравиться симпатичному человеку.

Корить себя за это пока нецелесообразно.

Время расплаты: отдавать сегодня 29 кесов из 40. Думаю, впрочем, перенести до следующего понедельника один из возвратов, предназначенный С., — наверное, поймёт, а выводы все и без того уже сделаны.

Занятно: две работы, третья с нового года намечается, а я до сих пор нищий. Надо полагать, в силу моего безалаберного, брезгливого отношения к деньгам.

Всё ещё чувствую, почти два года спустя, что занят какой-то сущей бессмыслицей, и офис картину, конечно, не исправил.

Надо держаться в руках и не проваливаться в каждую женщину, проявившую интерес. Влюбчивость в свете моего состояния — пожалуй, строго минус.

Как всегда распавлинился. Когда-нибудь вскроется, что я любитель хип-хопа, а не эстет.

Во сне, по-видимому, активно размышлял, зачем медленно убиваю себя текущим образом жизни. Там я обернулся каким-то стариком-ипохондриком с тем же набором жизненных привычек и остро почувствовал, как затылок лижет дорогая смерть.

Закурить не вставая с кровати это, впрочем, не помешало.

‘Персону’, должно быть, буду фоново обдумывать ближайшие несколько дней. Не берусь сказать, что всё понял, но прочувствовал, пожалуй, всё. Наверное, писателю нужна насмотренность в плане искусств, разных искусств, не меньше, чем коллегам по другим цехам.

Я знаю столько всего, что, не в силах этим оперировать, скатился в состояние какого-то вечного подростка. Пора бы из этого медленно и постепенно выползать.

В процессе просмотра 'Персоны' Бергмана, который подсказала новая интернет-знакомая. В какой-то момент, ещё в начале, отставил автоматически снедаемые чипсы и поужинал нормальной едой из холодильника. Чипсов больше не хочется.

Я ещё только на первой трети, но могу смело заявить, что скучал по такому кино. За кадром проглядывается рука мастера, знатока, знающего каждую деталь, продумавшего каждый момент. Лично в моём творчестве такой профессиональной уверенности не хватает. Должен был в этом признаться.

Наверное, я нынче ужасно ветреный, как флюгер, но вечерок в переписке с этой новой интернет-знакомой был довольно приятным, непринуждённым. Надеюсь, она никогда не увидит здешних моих бесов.

Вновь выставляю все на публику так, словно у меня начисто отсутствует шкурный интерес. Зачем вы боретесь, мистер Блейд, зачем лицемерствуете?..

Какое-то невротическое желание казаться святым наросло, спустя десятки именований меня таковым, стремление не разочаровать и соответствовать. Вот бы снова оказаться в пространстве, где можно устало откинуть эту маску, исповедаться, как оно есть, беспристрастному и безотносительному лицу, одномоментно при том любящему и разделяющему каждую тревогу и тёмную мысль, как собственную.

Мне этого безумно не хватает, чтобы держаться на плаву и не заточаться в себе.

Но отныне кругом зрелый, и любое ‘безусловно’ — редкость, не правило. Надежда найти теплится.

Поведаю о том, как ощущаю своё психическое бытие, наверное, в каждый момент упадка:

Звон зеркал, зыбких зеркал, из которых течёт зеркальный сок, — они составляют собой хрупкие стены коридора, полностью во тьме, и лишь пока не потухший блеск глаз выступает источником света. Двигаюсь аки слепой котёнок, тычась в мягкие, отражающие скудный свет стены, и пока не знаю, есть ли выход из этого импровизированного бессознательным лабиринта или сообразнее будет подобрать другой концепт, чтобы заточить себя в нём.

Пять лет прошло, а я до сих пор временами скучаю по Д. Да, вероятно, она карьеристка и себе на уме, но та летняя история была покамест самой красивой (и киноленточной).

Нельзя короче шутить с суисайдом, да и в целом с темой смерти. Накладываю внутреннее вето. Да, жизнь зачастую кажется более убогой и жестокой, чем хотелось бы, однако против любых мортидо-искушений можно разыграть карту Чорана, который посвятил свои творческие исследования дезинтеграции самой жизни, а сам прожил до глубокой старости. Пока не превзойду людей, которых уважаю, даже допускать такую мысль грешно.

Ну, и роман всё ещё не дописан. Оставить его наброском и отправиться в иные миры это, конечно, заманчиво, но этот выстрел рискует не дойти до адресата, остаться холостым.

Как и я сам. Удивительно — останусь я в истории или нет зависит от того, найду ли я подходящую себе женщину.

Тра-та-та-та-та, снова застрелиться хочется.

Пора бы признать, что моменты силы в жизни исчезающе редки, и основной лейтмотив — так называемое слабое звено. Я не желаю стараться в мире смертной, вероломной любви, вероломия как такового; пусть это и расценится как топ ножкой обиженного пост-ребёнка. Ничего не получается, как дóлжно.

Вероятно, я попросту нынче сожран эмоциональной отдачей, бытием человеком-пластырем. Сапожник без сапог, коуч без порядка в собственной жизни.

Весь день смотрели фильмы.

Романтизация меня в самом деле в могилу сведёт.

Вот бы вновь стать крутым, как раньше. Никто мне не поможет.

Осознал, что вытащить себя из болота бесконечного пубертата, из блуждания в лабиринте мыслеслов я вполне способен. Для этого следует прикладывать усилия системно, из раза в раз, повторять эти маленькие практические вероломства друг за дружкой, пока они не станут основой моего бытия.

Reality check: я плотно сижу на никотине, питаюсь беспорядочно, спорт в моей жизни отсутствует. Зубы чищу по настроению, имею слабость к энергетикам до сих пор. Это пока я молод и шутлив запас прочности позволяет измываться над организмом — но вот я, кажется, услышал эхо проклятий себя нынешнего из грядущих времён.

Надо многое править. В противном случае я так и продолжу видеть спасение исключительно в девках.

Веду прямую трансляцию: едем из Троицка в Красногорск, домой. Какое-то элитное такси: на панели цветом неоновой морской волны нарисованы жирафы, как бы одной линией не отрывая пера от бумаги. Жаль, здесь нельзя фотокарточки прикреплять.

Ходили по окрестностям, где не было ни живой души, разгоняли, что мол-де, попали в чистилище и всё кругом — симуляция. Проходили по трассе, вдоль которой светили красным стеклянные шары. Наконец, дошли до знаменитой ротонды посреди озера; не дошли до навесного моста, так как я перепугался темени и в целом хоррорной обстановке.

В общем, замечательно провели время с П. — и её парнем, решившим всё-таки поехать.

(Кем бы я был без этого тщедущного драматизма)

Исследовал природу нытья в ‘Лёгком способе бросить ныть’ — небольшой книжке, которую написал, когда впервые пробовал бросить курить. Бросить не бросил, но теперь в ноосфере плавает этот продукт, отделившийся от меня, как запах от цветка.

Мысль, если кратко: ноя, мы ищем руки, которые нытьё выбросят вместо нас, растворят или как-то иначе утилизируют.

Вечером в Троицк с П.; работать ну вообще не хочется. Если бы мне кто-то показал в 2019, на заре писательской карьеры, что через пять лет я стану заплывшим жиром работником офиса, мне даже интересно, как бы я отреагировал.

Понял, что понимаю свои чувства примерно никогда, и оттого сомневаюсь во всём, что рассказываю о них людям. Провожу тесты.