Школьница

Люди дают смерти красивые названия.
По телевизору говорят о мальчике, который в четыре года полностью ослеп из-за болезни, конечно же, несовместимой с нормальной жизнью.
Знаете, как они ее назвали? Смертельный мрамор.
Они назвали медленную смерть мальчика мрамором, медленное угасание жизни они назвали в честь прекрасного камня, который увековечивал лики и жизни древних Богов и философов.
Это даже не иронично.
На встрече с М. Петросян одна женщина говорила о своей дочери. У нее хрустальная болезнь. Невероятная ломкость костей.
Хрустальная болезнь звучит красиво. В голове возникают образы, далекие от реальности.
Ничего красивого в этом нет.
Отчего люди дают такие названия смерти?

Слово дня ламбрекéн.
Это деревянная резьба под крышами или окнами в некоторых стилях.
Я сомневаюсь, что эта информация когда-нибудь мне пригодится.
Как-то мне пришла в голову идея установить приложение «Слово дня» и раз в день писать набросок на тему этого слова для совершенствования навыка писательства. Потом я, конечно, вспомнила, что навыка этого у меня нет, и забила на эту тему. Но идея хорошая, мне понравилась. Мало ли кому-то пригодится.
Какие только мысли не забредают в голову в 4:30 утра, когда устал и болит голова, хочется спать, но и не хочется тут же. Будто это так надо не спать. Только причины для этого нет.
По железным карнизам капает ночь в виде неизвестных осадков.

История о том, как девочка переехала в Питер и купила травы.
Мы сидели с Ветой и рассуждали о книгах.
Марина решила написать свою книгу о том, как она осуществила свою детскую мечту и открыла Кофейню, где собираются друзья в уютной атмосфере. Отчасти это маркетинговый ход.
Вета прикидывала, как бы называлась ее книга, если бы она такую писала. История о девочке, переехавшей в Питер, которая мечтала просто закинуться психотропами. Это был бы бестселлер из тех, что рекомендуются для познания себя и прочей лабуды.

Я упала с дивана и смотрю в потолок, в ожидании, вдруг умру.
Если бы я писала книгу о себе, о чем бы она была?
«Как я нашла себя в учебнике по суицидологии и клинической психологии»?

О Кофейне.
Как-то на днях Вета и Марина рассуждали о новых реформах в Кофейне, Марина любит это дело. Каждые полгода, если не чаще, ей в голову приходит новая безумная система реформ, с которой точно все-все-все изменится. Оно, конечно, меняется, куда ещё деваться, и стоит так пару месяцев, пока Марину не озаряет снова.
Сейчас она ищет, как правильно позиционировать Кофейню. Как правильно позиционировать себя, она уже придумала, она - «Девочка, осуществившую свою детскую мечту по созданию уютного места сбора друзей». И это действительно так.
Кофейня на данный момент едва ли не мой дом, скорее первый, чем второй, потому что там всегда есть кто-то. Кто-то, кто может быть другом.

Атмосферность.
Это то, что есть в хороших фильмах и сериалах, то, чего пытаются достичь создатели баров и кафе.
Если предстоит выбрать из двух почти одинаковых сериалов про детективов и их помощников, я выберу тот сериал, где есть своя атмосфера. Например, между «Каслом» и «Люцифером» я выбираю атмосферу греховности, золотистого виски и налёта божественности, хоть и скептически отношусь к этой теме. Просто это приятнее. Это вдохновляет, это пробуждает некое желание ещё и ещё окунаться в эту атмосферу.
Мне нравится тягучая атмосфера вечности в одном фильме и приятное раздолбайство и вольнодумие в другом. Атмосфера неона и бессмысленного насилия.
Этого нет в жизни, режиссёр не так ставит кадр.

Я стою над раковиной, а на белой эмали расцветают из капель крови бледные цветы. Пусть это будут лилии.
Их становится все больше и больше, целый гребанный сад из моей крови.
Вчера я много волновалась, много плакала и злилась и мало спала, всего часа 4.
И поэтому я почти не удивилась, впервые за утро увидев эти красные лилии в ванной.
Позлилась, поволновалась еще больше, но не удивилась. Все таки я болею.
Второй раз это ввело меня в ступор.
В третий раз это ввело в ступор всех остальных.
Хорошо, что догадалась на перерыве сбегать в аптеку за перекисью и витаминами. Почему-то горсть витаминов залпом не помогла.
Я смотрю на кучу окровавленных салфеток и думаю, откуда во мне столько крови.

Не могу я в белом вальсе
Со своей бедой кружиться.
И она кружилась, в углу сцены, в легком белом платье, возле стены.
На белом полотне черно-белые кадры войны, с фонограммы льется песня.
И она кружилась.
А за минуту до этого на сцене был загнанный в угол врач, который говорил "Ты только держись, слышишь", "Говори со мной", "А как же Людка". И парень, молодой, актер, стоял в дверном проеме "А ты скажи им, что я умер, как другие. Как герой".
И такие же молодые, актеры, врачи, кто-угодно, умирали как герои на чужих войнах, за не-свои идеалы.

Мать говорит, что я слишком близко к сердцу это принимаю. Что это всего лишь спектакль. Что всякое в жизни бывает.
Но подобные трагедии не спектакль.

Я не знаю, зачем и кому это нужно.
Весь этот гуманизм, цена жизни и любовь к ближнему - лицемерие, когда речь идёт о чести Родины, о защите веры и чистоты расы.
Все это лицемерие.
Мир, в котором причину смерти выбирает не судьба, человек или его тело, а какие-то безликие дядьки наверху, это неправильный мир.
Мир, в котором, согласно приказу человек должен быть готов умереть, человек обязан предпочесть смерть ради вымышленного блага других, а не своего личного счастья в семье, это неправильный мир.
Денежные компенсации и блестящие медальки не вернут любимого мужа или отца в семью.
Но они продолжают это делать.
Я надеюсь, что однажды безликих дядек сожгут на кострах, а потом вспыхнет весь мир.

...до семнадцати ей останется двадцать дней,
когда в субботнее утро, ее обнаружат,
под какими-то препаратами,
в гостиничной комнате.
где она по глупости \нарочно\, рассчитает дозу в четыре раза превышающую дозволенную.
с нее не станут снимать шарф горчичного цвета,
умело скрывающий лопнувшие сосуды, вены,
следы на губах от укусов, признаков боли и криков о помощи.
ее скулы от боли сведет так,
что губы выдадут слабый отголосок улыбки.
дыры, где она цеплялась пальцами ее маек.
и врачи, пытаясь утешить ее родителей, объяснят,
что их дочь,
совсем не мучилась умирая.
совсем не мучилась.
посмотрите,- скажут,- она улыбается, видите?
ваша девочка была
такая
счастливая.

Брайан Герда

Севший голос и воспалённые глаза.
Эхом в ушах звучат слова Лю «Сдай уже наконец анализы на анемию». Конечно, я не сдала их, а направление запрятала среди других таких же неиспользованных и забытых направлений.
Полгода без кровотечений. Учитывая, что до этого их не было годами, почти всю среднюю школу.
Немного пугает это чувство, когда она начинает течь. Когда хочешь высморкаться или откашляться, а глотаешь кровь.
Она не останавливается, сколько бы ты ее ни смывал водой. «Перекись, перекись» - нервно порхает надо мной взрослый и суёт в руки ватку. Одну, другую.
Десяток этих ваток, все в крови, на дне ванной. А она все не останавливается.
«Больше 15 минут - вызывай скорую»

What if God was one of us
Ему немного за несколько тысячелетий, а она все равно чуть-чуть старше.
Этим телам чуть больше сотни лет, и они уже лопаются от напряжения,
Стёрты местами до дыр.
Они заходят в вагон, и студентики
Вскакивают со своих мест.
Она улыбается.
Ход времени она замедляет молодостью мира.
Он иногда журит ее за это.
Они в вечной ссоре и немного в раздоре,
И даже им неизвестно, сколько жизней они положили
На улаживание отношений.

Она опускает голову на его плечо и говорит
«Милый, смотри, какая красивая.
Недолго ей осталось»
«Угу»
Всего лет 50, если честно.
Он безрассуден, жесток и ненавидит
Немного тех, кто убил его сына.
Она терпелива, умна и честна.
Она их давно простила.

Kisses back from you
Я мечтаю вернуть обратно все слова и обещания, что мы давали друг другу. Все эти слащавые признания в любви и в нужде друг другу.
Мечтаю вернуть назад все те мгновения близости, что я дарила тебе, а ты давал мне в ответ. Все эти тёплые взгляды и нежные прикосновения. Я хочу отдать их тебе обратно и забрать свои.
Хочу взять обратно свои поцелуи, под влиянием момента или просто так, потому что было такое желание.
Теперь я желаю, чтобы этого между нами не было никогда. Не сохранялось в памяти и не снилось одинокими ночами.
Легкомысленное доверие, страхи и твои тайны. Нам есть что друг другу вернуть.
Ты скажешь, что я сбрендила, что я сумасшедшая.
Но
Милый
Верни мне мой год.

Обещай, что, когда тебя позвонят мои родители и пригласят на мои похороны, ты не возьмешь трубку.
Обещай, что ты не узнаешь того, как я умерла. Не узнаешь, что в последний момент перед глазами мелькнула вся моя жизнь и каким-то чертовски дурацким способом она была связана с тобой.
Обещай, что не спросишь обо мне у других, когда не встретишь меня ни через неделю, ни через месяц.
Обещай, что ты не подумаешь печально напоследок, что ты мне что-то там недосказал, и не вспомнишь все то хорошее, что было.
Обещай, что будешь помнить только плохое.
Обещаешь?
Учти, я узнаю, если вдруг ты нарушишь свое обещание.
Узнаю и понадеюсь на лучшее.
С того света влюблюсь в тебя снова.

Тремор.
У меня трясутся руки, и это повод для нескончаемых шуток про алкоголизм, про мой упущенный шанс стать хирургом, про нервы и ещё кучу всего.
Я не знаю, отчего у меня всегда трясутся руки как у старика или алкоголика. Периодически это удивляет даже людей, которые общаются со мной достаточно долго, не говоря уже о тех, кто меня впервые видят.
Но меня это, если честно, не парит. Они трясутся у меня всю жизнь, сколько я себя помню.
Я никогда не представляла себе жизнь с нетрясущимися руками. То есть это как - они ровно держатся всегда-всегда? И сахар из ложки не просыпаешь? И чай не проливаешь? Что, совсем?
Как это, должно быть, нормально.

Я засыпаю под крики парней под окнами.
Чем ближе к ночи, тем они пьянее и громче.
Я зарываюсь в одеяло от звука голоса сестры.
Он мне чужой, она чужая.
Говорит о семье, и это больше не мы, и это нормально. Но мать и отец цепляются за неё.
Доча, доченька.
Нет, не она.
Утром хотела сжечь его игрушку, а в итоге заварила чай с горьким лимоном и шестью ложками сахара.
Сат говорит, что я совсем не забочусь о своём теле. Говорит, что не понимаю, что мне в нем ещё жить.
Я не знаю, сколько мне в нем отмерено, но надеюсь немного.
Потому что в примерно 30 оно начнёт барахлить, а в 40 аппарат жизнедеятельности перестанет стучать в груди.
А может и раньше.
И я не буду жалеть.

И вот он привёл свою девушку.
Я не поняла, нахмурилась, удивилась, и вдруг все встало на свои места.
Он просил доверять ему и всегда говорил, что это просто подруги. Что здесь нет ничего такого.
Но одну из них он затащил к себе, чтобы переспать, а с другой он встречается.
И я все думаю, насколько тупой надо быть, чтобы верить, дарить свободу, клясть себя за ревность и игнорировать, игнорировать, игнорировать.
До тупой боли обиды игнорировать.
Неудивительно, что он так недолго был свободным и так быстро нашёл себе новую партнершу.
Она всегда была при нем.
Я ее не ненавижу, мне плевать на неё.
Безумно больно и обидно от такого детского предательства.
Так, чертвозьми, тупо.

«Девушка, Вы часто улыбаетесь?»
Улыбчивый монах в оранжевом и с тележкой далекого советского прошлого со стопкой книг. Я рассеянно улыбаюсь в ответ. Предлагает мне книгу и просит небольшое пожертвование. Говорит, что он монах и занимается йогой.
А я занимаюсь суицидом.
Я бы расплакалась прям при нем, если бы он застал меня хотя бы сейчас.
Тут уже никакое кришнаитство не поможет.
Ко мне подходит цыганка и просит сигарету. «А дай лучше три,» - добавляет она, видя пачку.
«Это противоречит моей религии,» - весело отвечаю я.
И она молча уходит с недоумением на лице. Думаю, так ей ещё не отказывали.
Какой религии это вообще может противоречить?
Я не знаю, просто ляпнула, что пришло в голову.

«Портной, бедняга, сорок лет
Спины не разгибал.
Он шил, глупел и горбился.
А почему – не знал.

Но как-то раз в субботу,
Заказ последний сдал,
Присел, и вдруг заплакал он.
А почему – не знал.

Сломал свою иголку
И ножницы сломал.
Сидел и тихо слёзы лил.
А почему – не знал.

Из лучших крепких ниток
Петлю себе связал.
Повесился на балке он.
А почему – не знал.

Бил колокол к вечерне.
Его он не слыхал.
Он полвосьмого умер.
Зачем? – никто не знал.»
(Из Г. Веерта)

Я лежала в снегу и чувствовала.
Я чувствовала усталость, потому что до этого была безумно тяжелая неделя, а последний день я жила только на халявном энергетике. На коробках энергетиков.
Я чувствовала удовольствие, потому что это я была довольна работой ребят. Это было суперсложно, но мы справились.
Я чувствовала саму жизнь в небе над головой, в снеге под мои телом, в крови в моих венах, в этом замученном парне с сигаретой на дорожке.
Мы даже смеялись от напряжения.
И все было так прекрасно легко, несмотря на безумную тяжесть.
У меня был тот человек, которому я была хоть капельку нужна и который был нужен мне.
Он признавался мне в любви по телефону в новогоднюю ночь.
Он просто был для меня.

Кажется, что землетрясения стали чаще.
Почти каждую неделю или две по 4-6 баллов.
Или просто я раньше не обращала внимания на то, что стоит за этими баллами и общими словами.
Мои знакомые до сих пор стебутся над моим "потрясным" отпуском, потому что это же круто попасть в эпицентр землетрясения, запомнится на всю жизнь.
Запомнилось.
Моей матери до сих пор снятся кошмары на эту тему. До этого ей вообще мало что снилось.
Иногда мне страшно ходить по городу и в метро. Я перестала быть уверенной в твёрдости земли под ногами.
Наверное, когда живёшь с этим всю жизнь - проще. Когда столкнулся с этим впервые в 20/50+ лет, это превращается в кошмар.

Четверг, 29 ноября.
Город украшен новогодними огнями, синоптики обещают снега и холода.
Световой день почти исчез, отличается лишь степень серости.
Мирные жители впадают в спячку и переключаются на автономный зомби-режим дом-работа-дом, с включением "поспать на плече соседа в метро".
Последний день ноября.
Луна входит в знак Тельца, ещё один год жизни выходит в трубу.
Астрологи предупреждают о резком росте числа постов на тему отсутствия новогоднего настроения, нытья в соцсетях и прочей радости. Выходя на контакт с людьми, не забудьте свой эмоциональный дождевик или зонтик. В крайнем случае, хотя бы шоколад или конфету.
Особо чувствительным рекомендуется принятие какао с зефирками перорально

No one’s there, the world is ending.
Представляю, как лет через 20 объявят о конце света, но не очередном 2012, а об угрозе планете со стороны космоса, будь то космический мусор или метеоритный дождь.
Буду ли я тогда работать в школе или колесо Сансары сделает ещё один оборот, и я буду только учиться - я не знаю, но.
Об этом будут трубить все.
Каждый ребёнок будет знать, что миру пришёл конец.
Всем нам пришёл конец.
Церкви и святыни переполнятся страждущими, замаливающими свои грехи.
Бордели и бары переполнятся теми, кто желает наверстать упущенное.
Мародеры и вмиг обезумевшие горожане хватятся за все, что плохо лежит, и полезут в метро и бомбоубежища.
Конец света, ребят.
Разве не счастье?

Боязнь тишины.
У меня есть знакомые, которые слушают музыку 24/7, и у каждого из них свои причины: потребность в музыкальном сопровождении, в успокоении через музыку, потребность в присутствии.
Мне кажется, что человек, который не может жить без музыки до такой степени, боится тишины и себя. И в этом случае музыка лишь попытка минимизировать общение с собой, уйти от себя и своих мыслей.
И эта боязнь тишины, потому что в неё проникают собственные мысли, от которых не укрыться в сплетении аккордов и чужих голосов, которые, в свою очередь, создают иллюзию присутствия кого-то ещё.
Но это иллюзия.
Эти голоса в ваших ушах синтезированы руками десятков людей.
Чтобы вы не оставались наедине с собой.

«А Скотт дома?»
Со мной периодически такое случается, я устаю от общения с определенными людьми. Неважно, насколько тесные между нами отношения, постоянный контакт сводит меня с ума и душит любое желание общаться с человеком. Это может быть парень, друг, одногруппница или кто угодно, но когда переполняется моя личная чаша общения, я перестаю контактировать с этим человеком и игнорирую его.
Иногда полностью игнорировать не получается по ряду причин, иногда происходят казусы.
Например, когда он уже стоит на пороге твоего дома или он приходит к тебе в кофейню.
Тогда ты хватает куртку и выпрыгиваешь в окно, от этой неловкой ситуации и человека.
«Ты знаешь, он ушел. Только что.»

Не снимать перчатки и не закатывать рукава,
Чтобы не обнажать свои глупости.
Хорошо ещё, чтоб кофта черная, на ней крови почти не видно.
Заговорят о подобном - пусть, ещё дурой обзовут, тупицей, улыбаюсь, как будто это все не о мне, не о моих порезах и слабостях.
Будет чесаться, зудеть и болеть, но и это пройдет, чуть позже. Я знаю, я проходила это когда-то давно и вот снова вернулась.
Очарована бритвой.
Шум крови в венах, клапаны сердца, я все это чувствую, и желание дикое это прервать в одночасье возникло.
На этот раз не спасёт меня ни принц, ни картограф, и мне не о чем даже жалеть.
Если в этот раз я дойду до края, значит, так тому и быть.